Донди же всем взяла — не только внешностью и нравом; она сделалась также искусной рукодельницей, научалась ткать ковры, узором вышивать платья и тюбетейки. Старательно, с усердием выполняла все необходимые работы по дому и двору.
Однажды, уже поздней весной, я на закате пригнал скотину, привязал, подбросил корма. Медленно опускался багровый шар солнца, и отчего-то грусть запала мне в душу: подумалось вдруг, что солнце уходит куда-то далеко-далеко и, может, больше уж не вернется в этот мир… Пришла Донди с большой миской в руках, покормила верблюда. Наши взгляды встретились, густые длинные ресницы девушки дрогнули и стыдливо опустились. Такой чарующе-прекрасной я, кажется, никогда еще не видел мою возлюбленную. Молча встретились мы в тот вечер, молча и разошлись. В ту же минуту въехал во двор верхом на ишаке дядя Аман.
— Нобат, — позвал он меня. — Подмети топчан, застели кошмой. Приготовь чайники, пиалы. Гости к нам пожалуют.
Я занялся привычным делом, и вскоре подъехали трое всадников. Самым важным среди прибывших был Мусакули-ахун, высокий, тощий старик в белой чалме. Про него рассказывали, что он человек высокоученый, образование получил у самого Салиха-моллы, который бежал из Коканда, когда эмир бухарский Насрулла вторгся туда, чтобы покарать молодого, легкомысленного Мадали-хана за распутство: тот собирался сделать наложницу покойного отца своей законной супругой, и ученые муллы, в том числе Салих, признали это допустимым, извратив в угоду повелителю догмы шариата. Мусакули-ахун полностью воспринял от своего учителя науку лицемерия и вероломства, даже превзошел старика. Кроме того, он считался человеком исключительно красноречивым.
Второго из гостей, помоложе, чернобородого, с толстым животом, я прежде видел, но не знал по имени. Зато третий был известен и мне, и каждому в нашем и окрестных аулах, что называется, до косточки. Звали его Джеппар, а чаще по прозвищу — Бады, что означает «ветерок», потому что был этот человек необычайно живым, подвижным, говорливым. Внешность у Джеппара-Бады тоже была располагающая: хорошо сложен, чуть среднего роста, черная негустая бородка обрамляла правильное лицо, а глаза приветливые, смеющиеся. Джеппар — ему в то время было лет тридцать пять — имел семью, лошадь, полтанапа земли, по сути бедняк, но не обрабатывал ни клочка своей земли, потому что трудиться не умел и не любил. Жил он тем, что при случае ловко разыгрывал из себя образованного и даже знатного человека, на тое или другом многолюдном собрании мог заворожить слушателей умными разговорами, занятными историями, которых знал препорядочно. И знакомые, и незнакомые люди охотно приглашали Джеппара на той, кормили и поили, не скупясь одаривали так, что нужды он не ведал.