Потом случилось ужасное событие — в Бадахосе они вышли из подчинения. Произошла бессмысленная резня невинных жителей, которую учинили те же солдаты, которые храбро сражались, терпели лишения, голод, ранения, они не слушались больше своего командира, и это так потрясло Стивена, что его психическое здоровье подверглось серьезному риску. Это событие заставило пересмотреть его отношение к жизни. Хотя со временем он пришел в себя и все, что произошло в Бадахосе, отступило, подернулось дымкой, осталось далеко, в другой жизни, в последние дни воспоминания вернулись, он пытался все забыть и не мог. Леденящие кровь сцены с места событий будут преследовать его всю жизнь.
— Я не стану рассказывать об этом, — сквозь стиснутые зубы процедил он, стараясь говорить хладнокровно, — ты там не была, ты не поймешь.
Она не отставала:
— Но это неразумно. Попытайся хотя бы, и боль, что тебя терзает, отступит. Во всяком случае, тебе станет легче. Я прошу, настаиваю, чтобы ты рассказал мне все. Почему ты замыкаешься в себе и страдаешь в одиночестве?
— Это невозможно объяснить, и, как уже сказал, я не имею никакого желания говорить о войне.
Ее взгляд был полон сочувствия.
— Но я бы хотела тебе помочь. Попробуй поговорить со мной, я хочу знать, что произошло в Испании. Иначе как я смогу понять тебя?
Но она и сама понимала, что проявляет излишнюю настойчивость, проклиная себя за это. Он может это истолковать как назойливое любопытство, попытку пролезть к нему в душу. И была права.
Он вдруг вспыхнул, глаза гневно сверкнули, и, глядя на нее почти с ненавистью, отчеканил:
— Я не прошу тебя о понимании.
Дельфина знала, что его ярость вызвана ее расспросами, что она растревожила рану, глубоко спрятанную боль. Что ж, он дал ей понять, что не потерпит ее назойливого любопытства и не собирается ни в чем признаваться. Ее попытка проникнуть в его тайные мысли была неудачной.
— Прости, — поспешила она загладить ситуацию, — я просто хотела помочь тебе справиться с тем, что тебя мучит, ведь я твоя жена, кому, как не мне, ты можешь довериться.
Он уже опомнился и с виноватым видом извинился:
— Прости меня, Дельфина. Я не хотел оскорбить твои чувства.
Она сделала вид, что ничего не случилось, хотя внутри ее все переворачивалось от обиды, вызванной его неожиданной яростью. Сдерживаться становилось все труднее, напряжение между ними достигло того предела, когда ссора могла вспыхнуть в любой момент. Дельфина была уверена, что все дело в женщине, которая заставила его так страдать. Отсюда его угрюмая задумчивость, ярость и нежелание разговаривать с ней о событиях в Испании. Оскорбление было слишком велико, чтобы стерпеть.