В общем, Никита и сам это понимал, но каждый день утром и вечером он заходил в госпиталь, Маша ворчала, но на несколько минут пускала его к княжне. Так, через несколько дней после того, как она пришла в себя, состоялся очень непростой для Никиты разговор.
— Почему, — девушка закашлялась, прошептала еле слышно, — почему напали на обитель? Кто-нибудь остался в живых?
Никита вздохнул тяжело, он боялся этого вопроса, — Это был махновский отряд, они должны были выяснить, насколько сильны наши тылы, и чтобы выманить на бой напали на монастырь. Думали успеть быстро атаковать и скрыться, но наша разведка помогла, и мы ответили с таким напором, что от махновцев не осталось и следа, отряд разбит, командир был допрошен на месте, даже пленных не брали.
— А монахини? — ее голос дрожал.
Никита не знал, что сказать, как смягчить ее боль, отвел взгляд, тихо промолвил, — игуменья и пятеро сестер мертвы. Остальные живы, наши офицеры помогли им с похоронами.
Он услышал, как участилось ее тяжелое неровное дыхание, и все же через мгновение отважился взглянуть. Из ее глаз бежали крупные горькие слезы.
— Я хочу побыть одна, ступайте к себе.
* * * *
С того нелегкого разговора княжна всячески пыталась отгородить себя ото всех и даже Никиты. Новая потеря тяжелым камнем давила на хрупкие плечи. И вновь накатывала такая апатия, что жить и вовсе не хотелось.
Особенно после того, как сегодня она увидела свое отражение в зеркале. Елизавета настойчиво просила Марию принести его, девушка отговаривалась, как могла, но упорство княжны было сильнее.
Когда Елизавета увидела то, что отразилось в поднесенном к ней зеркале, она пришла в ужас. Бледное с серым отливом осунувшееся лицо, впалые щеки, заострившейся подбородок, бесцветные потрескавшиеся губы, слипшиеся от пота волосы. Только в нереально огромных на исхудавшем лице глазах еще теплилась жизнь.
— Убери, — еле слышно прошептала Елизавета Марии, — я не хочу это видеть и не пускай ко мне никого, только доктора, — это маленькая фраза и потрясение от собственного отражения обессилили девушку, она закрыла глаза и провалилась в беспамятство.
Так прошло две недели. В течении которых Никита опять находился в томительном ожидании поговорить с ней, да что там говорить, хотя бы просто увидеть. Между тем, девушка шла на поправку очень медленно. Маша уже оскомину ей набила своими разговорами о чуде Господнем, ведь попади пуля чуть в сторону и все… Но операция и потеря крови, а главное ее психологическое состояние сделали свое дело.
Мало того, что организму тяжело было восстанавливаться, так и сама Елизавета не стремилась к этому, отказывалась есть, принимать лекарства. Она часами смотрела отрешенным взглядом, погруженная в свои мысли, или спала, или тихо плакала. Это и беспокоило Егора Карловича больше всего, в конце концов, физическое здоровье поправиться, а вот как залечить душевные раны. Сначала надежды возлагались на Марию, потом на Филипповну, но Лиза просто отказывалась говорить, односложное «да», «нет», или кивок головы. Последнюю надежду Егор Карлович связывал с Никитой, уж если и с ним она не захочет поговорить, тогда… Никита, конечно, обо всем этом знал, очень волновался, но тем не менее, настроен был решительно.