Въ одно мгновеніи Долли вспомнилъ все. Такъ-какъ онъ былъ еще очень слабъ и съ трудомъ могъ дышать, то не старался произнести ни одного упрека, а только посмотрѣлъ на мистера Боба, но это былъ взглядъ выразительнѣе: не будучи злобнымъ, онъ пламенѣлъ негодованіемъ и презрѣніемъ.
Удалецъ изъ миддльсекскаго госпиталя понялъ, что дни его пребыванія въ Тинкенгемѣ сочтены, и потому возвратился въ уборную, чтобъ извлечь возможно большую выгоду изъ настоящаго положенія, осушая бутыль съ водкою.
Рѣшились послать за докторомъ, и мистриссъ Икль старалась объяснить ему, что мужъ страдалъ отъ сильной простуды, полученной во время путешествія. Когда они вошли въ спальню, докторъ не хотѣлъ сказать ей прямо, что не вѣрилъ исторіи о поѣздкѣ мистера Икля, но выразилъ это ученымъ языкомъ.
— Сильное изнеможеніе, замѣтилъ онъ, пощупавъ пульсъ. — Пульсъ какъ у ребенка. Весь организмъ совершенно истощенъ.
Въ уборной, прописывая лекарство, онъ саркастически замѣтилъ Анастасіи, что мистеръ Икль, повидимому, простудился отъ сильной тревоги.
— Боже мой, какой онъ неблагоразумный! отвѣчала Анастасія.
Новость о возвращеніи Долли и о его болѣзни распространилась по всему Тинкенгему съ чрезвычайною быстротою.
Сочувствіе къ Долли достигло высшей степени; экипажъ за экипажемъ останавливались у подъѣзда, заботливыя освѣдомленія о здоровьѣ мистера Икля сыпались дождемъ.
Но когда лакей вѣжливо сообщалъ сидѣвшимъ въ экипажѣ, то мистриссъ Икль очень рада ихъ видѣть и просить пожаловать, то на такое приглашеніе всегда слѣдовалъ угрюмый отказъ.
Для прекрасной, но презираемой Анастасіи стало положительною необходимостью попытаться сдѣлать что-нибудь, хота бы даже отчаянное, чтобы возвратить себѣ потерянное мѣсто въ Тинкенгемскомъ обществѣ и остановить, такимъ образомъ, открытыя и умышленныя оскорбленія со стороны сосѣдей. Противъ нея, очевидно, составился заговоръ; но она разобьетъ этихъ гнусныхъ заговорщиковъ! да, она поразитъ каждую злобную юбку, хотя бы это стоило шести обѣдовъ и шести танцовальныхъ вечеровъ въ недѣлю!
Анастасія сообщила свои планы Бобу, и этотъ суровый юноша совѣтовалъ ей сопротивляться, говоря:
Задай ихъ хорошенько, Стаси! въ тебѣ течетъ кровь де-Кадовъ; если ты имъ не отплатишь, то ужь никто не сможетъ отплатить.
Говоря безпристрастно, Бобъ, когда онъ бывалъ трезвъ, былъ недуренъ собой. Глаза у него были большіе и блестящіе, онъ сосалъ усы и въ послѣднее время пріобрѣлъ себѣ новую шляпу, такъ что, если только не глядѣть на его сапоги, наружность его была очень показная и напоминала отставнаго прапорщика.