Я понимал: иметь тебя мне одному – это самое большое преступление, которое я мог совершить в своей жизни по отношению к тебе. И я был рад, что теперь не могу упрекнуть себя в узурпации твоей красоты, а ты себя – в провинциальной скромности. От этого понимания я ощущал себя благородным, а ты за это была мне благодарна.
И мы так увлеклись этой игрой, что даже не сразу почувствовали запах крови и не сразу заметили, что я остался без кожи.
Особенно опоздала с этим ты.
Твои горящие глаза в это время не смотрели, а только скользили по мне.
Древние говорили, что если Господь хочет наказать человека, то отнимает у него разум, но не жизнь. А у меня были отняты и часть разума, и часть жизни.
Почему именно так изощренно?
Наверное, оттого, что на все это толкал тебя я, хотя и с молчаливо-молящего твоего согласия.
Ты, как и я, хотела этого.
И ты была счастлива.
Был ли счастлив я, как и ты?
Наверное, тоже.
Счастлив через боль, через кровь, через обнаженные нервы.
Сколько это могло продолжаться?
Сколько я мог прожить без кожи?
Ровно столько, насколько я был уверен, что ты играешь так, как этого хочу я.
Как только твоя игра переросла в игру, самостоятельную, нервы мои запульсировали, тело стало извиваться в жгут.
И я ходил по твоей квартире, оставляя повсюду следы своих окровавленных ног.
На кухне, в ванной, в спальне, на расшатанной и оттого такой притягательной кровати.
Разбрасывая вокруг себя страдания злость и одновременно радость боли.
Если бы прошло еще немного времени нашей изощренной игре, то я наверное потерял бы всю свою кровь и никогда бы не вернул свою кожу, а нервы мои превратились бы в острые шипы, торчащие как жала из моего обнаженного тела, а разум мой оставив себе только память, начисто потерял бы ощущение настоящего и восприятие будущего.
И мне стало страшно. Страшно оттого что я мог потерять тебя.
Твои стремительные и быстрые шаги в этой игре превзошли все мои ожидания.
И тогда…
Тогда я остановил тебя.
А остановив, я сразу почувствовал, как у меня стала появляться кожа.
Пусть пока тонкая и хрупкая, но она уже не давала моей крови капать на пол…
На твои грудь, живот и ноги.
Но теперь я боюсь, как бы Господь, возвращая мне кожу, не отнял у меня память. И я позабуду тебя, твой взгляд, твой запах, твое тело, твой юмор, твое вранье.
Все это мне очень дорого.
И я прошу Создателя, чтобы Он, если ему дороги эти два существа – ты и я, оставив наши отношения на этих гранях любви и страсти, сохранил нашу память и уберег нас от пошлости.
Мы оба вкусили того, что пробовали не нее, и вряд ли мы оба останемся прежними.