В этот же день, после визита к врачу, я сделал ей заявление:
– Все, еду в Москву себя лечить. – Зара, уставившись в телевизор, и бровью не повела. – Ты слышишь, я еду в Москву. Я и своему брату уже позвонил. Если ты не забыла, он главный врач одной из лучшей больницы в столице.
Сверкнув своими крошечными глазками, она прошипела:
– Что ты мелишь? Ты забыл, что твоя единственная дочка выходит замуж?
– Одно другому не мешает, – ответил я. – У меня скоро сердце остановится.
– Ой, ли, ничего с твоим сердцем не станет. Когда речь идет о малышке, то о себе не думают, – язвительно проворчала она.
Моя так называемая малышка была уже старой девой (а она была недурна собой), и перенос свадьбы на более поздний срок весьма огорчил бы ее. И так она не жаловала меня своей любовью. Кто я для нее – пустое место. Безвольного не любят, а жалеют – это поначалу, а потом, в конце концов, презирают. Как раз ныне я находился для нее на этой стадии. А тут еще из-за меня рухнут ее планы – она вцепится в меня, как мегера. Вся в мать, и бедный ее жених, еще не знает, на что себя обрекает.
– Хорошо, – сказал я, – но если свадьба превратится в похороны, виновата будешь ты.
Зара надела очки. В них она походила на сову. Ну, просто вылитая сова! Мне говорили, да я и сам наблюдал, что многие люди похожи на животных, но не до такой же степени!
Через ее очки мне стало хорошо видно, как ее глаза наполнились гневом, и, зная, чем это может для меня закончится, я молниеносно ретировался в свою комнату.
Ночью мне было так плохо, что Заре пришлось вызвать «неотложку». После бессонной ночи, она согласилась отправить меня на лечение в Москву.
– И впрямь тебе лучше поехать, а то действительно помрешь еще. Тогда уж точно из-за траура по твою душу свадьбы не будет в ближайший год.
Удовлетворенный умозаключением моей супруги, я весь день провалялся в постели. Было очень приятно завтракать, обедать и ужинать, не вставая с кровати. Вот что значит, когда ты необходим. Это тот единственный случай, когда моя болезнь, точнее вероятность моей кончины, расстраивала моих домочадцев. А не то не видать бы мне Москвы, да что там Москвы, вшивой больницы в нашем городе. Печально это признавать, что и говорить…
* * *
В Москву меня провожала Зара. Мне никогда не нравилось ее имя. Как-то раз, очень давно, когда мне были совсем невмоготу ее истязания, я обозвал ее заразой. С тех пор зародилось словосочетание «Зара – зараза», запавшее в мою душу так, что мне порой было неимоверно трудно произнести ее имя без созвучного ему дополнения, которое очень точно раскрывало сущность моей, будь она неладна, жены. Так, на перроне вокзала, наблюдая, как она, толстая и необъятная, бежит впереди меня, я едва не закричал ей: «Зара – зараза, ну куда ты несешься, как танк?» Вместо этого я сквозь зубы процедил: