Я застал ее в служебном купе, где она занималась своим туалетом. Увидев меня, она застыла с расческой в руке.
– Я тебе не помешал? – спросил я, присаживаясь рядом с ней. Я не удержался и провел рукой по ее спине.
Наташа встрепенулась.
– Не надо, Семен Семенович, увидеть могут.
– Как ты себя чувствуешь? – поинтересовался я.
– Хорошо, – сухо ответила она.
– У тебя плохое настроение? Что-то случилось?
– С чего вы взяли? Все отлично, – улыбнулась она.
Ее улыбка меня успокоила.
– А я вот чайку захотел.
– Так вы идите к себе, я принесу.
– Ты меня гонишь? – весело спросил я.
– Нет, просто работы много, ведь скоро Москва.
– Да, я понимаю. Ты мне свой телефон оставишь? Вдруг потом возможности не будет.
– Зачем Семен Семенович? Я замужем. Вы, как я понимаю, женаты. Мы встряхнулись, и хватит.
Ее циничный ответ отрезвил меня. Словно проглотив язык, я смотрел на нее, как баран на новые ворота. Иное сравнение мне в голову не пришло, ибо всем своим существом я ощутил себя именно бараном, форменным бараном. От чувства, с которым я шел к ней, ничего не осталось. Я встал и, не говоря ей ни слова, пошел к себе.
За окном поезда сменился пейзаж – на земле лежал свежий снег, от которого возникло ощущение кристальной чистоты.
Наташу я не осуждал, я винил себя. Ее иная реакция могла изменить мою жизнь. Ведьма Зара стояла на страже, и она позволила мне лишь побаловаться, не более того. Моя жизнь дана мне в наказание за мой прошлый поступок. Это мой крест.
Глядя в окно, в райский простор, я увидел ее – ангелочка, нежную тростинку с мечтательной улыбкой и с восторженными глазами, которые излучали свет ее души.
Нежное создание парило в воздухе, следуя за поездом. Ее глаза были устремлены на меня. Они манили, и сила их притяжения была столь велика, что мне захотелось к ней, туда – в белое и чистое раздолье.
Я явственно видел ее безгрешное лицо, которое покоряло и в то же время выворачивало меня наизнанку. Выглянувшее из облаков солнце ослепило мои глаза, и она исчезла. Искать ее не имело смысла.
– Вы уже встали? – подал голос Тимур.
– Как видите, – сухо ответил я.
– Давно я так не спал, – зевнул он.
Наташа принесла мне чай. Ее пухлые губы все также были растянуты в улыбке и, как я понял – в дежурной улыбке.
Проводив ее взглядом, но уже безразличным, я как никогда ощутил свою ничтожность. Я самое настоящее ничтожное животное.
– Тимур, пейте мой чай, я не буду, – сказал я, упершись взглядом в одну точку.
Тимур не стал меня беспокоить, видимо, понимал, что я в дурном настроении. Так мы, молча, докатили до Москвы.
На перроне Наташа даже не взглянула на меня. Если я был животным, так сказать, самцом, то она самая обыкновенная самка, подумал я. А потому, какие могут быть претензии?