. О роли визитов в храм Св. Софии в системе византийского посольского ритуала мы уже говорили выше, см. с. 207.
Далее в византийской повести рассказано, что «великий князь, узнав от послов истину и утвердившись в ней, тотчас, не мешкая посылает к благочестивейшему императору ромеев в Константинополь и просит архиерея, дабы тот наставил и крестил находившийся под его властью многочисленный народ»[697] в действительности, как мы знаем, все обстояло куда Ложнее: несмотря на благоприятное заключение послов и радушный прием, оказанный им в Константинополе, Владимир начинает войну против византийского города Херсон. Не будем вдаваться в полемику вокруг этого странного поворота событий. Даже если допустить, что киевский князь пошел на город потому, что тот восстал против Империи, в любом случае факт останется фактом: в ходе препирательств императора Василия II с Владимиром предметом торга являлся будущий брак князя с византийской принцессой Анной и возвращение им Херсона — крещение же Владимира выступает лишь как способ для Константинополя сохранить лицо. Если верить летописи, греков волнует исключительно статусная сторона дела: «Не досгоить хресгеяномъ за поганыя даяти. Аще се кресгиши, то и се получишь, и царство небесное приимеши»[698]. Когда соглашение достигнуто, Анна прибывает в Херсон вовсе не с митрополитом для Руси, не со штатом миссионеров, а лишь с духовниками собственной свиты. Владимир говорит: «Да пришедъше с сестрою вашею [императоров] кресгять мя». «Епископъ же корсуньский с попы царицины, огласивъ, крести Володимира»[699]. После того, что мы знаем о крещении Нубии в VI в. (см. с. 99), не покажется удивительным, что первое наставление, которое слышит князь по выходе из купели, это предостережение по поводу ересей[700]. После крещения Владимир «поемъ царицю и Насгаса (грека, открывшего русским путь для захвата Херсона. — С. И.), и попы корсуньски, с мощми святаго Климента и Фифа, ученика его, пойма сьсуды церковныя и иконы на благословенье себе… взя же ида медяне две капищи и 4 кони медяны, иже и ныне стоять»[701]. Из этого отрывка очевидно, что литургическая утварь не являлась предметом миссионерских забот принцессиной свиты и не была предусмотрительно захвачена ею из Константинополя в рассуждении будущего крещения Руси, а просто оказалась частью добычи, награбленной Владимиром в Херсоне, вперемешку с другими, вполне языческими трофеями. Ни о какой специальной миссии Константинопольской церкви в Киеве мы не слышим и через два года после крещения. Из