Зачем Широков приходил к Грассу? За деньгами? Может быть, за ценностями? Маловероятно. Ни денег, ни тем более ценностей у убитого не было. Значит, Широкову был нужен Зяма-художник. Но ведь Грасс никогда не связывался с уголовниками. Он делал фальшивые накладные артельщикам, липовые печати на документы, справки. Его «клиентура» была – крупные хозяйственники. Кто же указал Широкову на Грасса? Кто?
В коридоре «Вечерки» пахло керосином. Из-за закрытых дверей вырывался приглушенный стук пишущих машинок, обрывки телефонных разговоров, смех.
В отделе иллюстраций было тихо. Огромное окно распахнуто, за ним в золотистом мареве видны крыши и облезлые церковные маковки. Со стен на Игоря смотрел добрый десяток человеческих лиц. Красивые, строгие и веселые женщины, мужчины с орденами и без таковых, бородатые и бритые, дети.
Из-за стола, заваленного старыми фотографиями, обрезками бумаги, рисунками, газетными полосами, навстречу Муравьеву поднялся человек в синем костюме.
– Я хотел узнать, сотрудничал ли в вашей газете художник Грасс.
– Зяма? Разумеется! Мы с ним гигантские друзья! А с кем имею честь, простите? Смирнов, – представился художник.
– Значит, мне повезло. – Игорь достал из кармана удостоверение.
Смирнов внимательно прочитал его, поднял на посетителя удивленные глаза:
– Нет. Это недоразумение. У него были неприятности, но давно. Он чудный художник. Хороший товарищ.
– Вы его хорошо знали?
– Хорошо – не то слово. Зяма мой лучший друг!
– Значит, мне опять повезло.
– Что? Скажите, что могло с ним случиться? Ах ты господи, Зямка…
Смирнов заметался по кабинету, он был похож на большую птицу.
– Вы сядьте, сядьте, пожалуйста. – Игорь присел на стул. – Дело серьезное.
– Серьезное? – Смирнов сел и сразу же начал перекладывать на столе строчкомеры, пинцеты, ножницы.
– Вы только… В общем, Грасс убит.
Ножницы со звоном упали на пол. Смирнов закрыл лицо руками. Только пальцы мелко вздрагивали.
«Они слишком тонки и красивы для мужчины, – подумал Игорь, – слишком нежны».
Смирнов убрал руки, и Муравьева поразила перемена, происшедшая с этим красивым, не по годам моложавым лицом. Оно сразу постарело, даже глаза померкли. Перед Муравьевым сидел усталый, больной человек.
– Дайте закурить.
Смирнов неумело взял папиросу, прикурил.
– Зяма звонил мне вчера, сегодня он должен был зайти ко мне с новыми рисунками…
Он замолчал. В комнате повисла тишина, гнетущая и тяжелая.
– Кто мог это сделать? – спросил Смирнов.
– Мы еще не знаем. Вот пришли к вам. Надеюсь, вы поможете.
– Я говорил ему: брось эту женщину. Брось!