Я взял сдачу, стакан, и мы отошли за столик в углу зала.
— Ваня, — человек протянул руку.
Я молча пожал ее и в этот момент впервые подумал, почему это вдруг я поставил «сто грамм» совершенно незнакомому человеку. Между тем Ваня отломил половину пирожка, улыбнулся своей обвораживающей улыбкой, поднял стакан и вылил по содержимое в глубину себя.
— Вы ешьте, ешьте, не стесняйтесь…
Ваня взял вторую часть пирожка и утопил ее в выпитой водке. Потом вытер руки о пиджак и сделал мне рукой знак внимания.
Я тоскливо смотрел на его засаленный пиджак, потертые брюки с воздушными флягами на коленях и ждал, что будет дальше. Ваня долго шарил по карманам и, наконец, где-то на дне внутреннего кармана нашел, что так долго искал, и, как это делают фокусники в цирке, показал мне.
Это был всего-навсего обычный камень с дырочкой посередине.
— На счастье! — выдохнул он и вложил подарок мне и руку. — Пока! — Ваня растворился в полумраке.
Я разжал кулак. Камень был круглый и очень теплый, как живой.
«На счастье… Какое уж тут счастье! Уже за тридцать, поэтом не стал, в начальство не пробился, в писке задолжников за квартиру моя фамилия стоит первой, сам глажу брюки… На счастье…»
Продавщица сняла белую куртку и из фарфоровой превратилась в бронзовую. Она ходила от стола к столу и собирала стаканы в большой синий пластмассовый таз. Я стоял, а камушек по-прежнему грел кусок моей ладони солнечным теплом.
— Ну что, расколол тебя Ванька? Небось камень дал, счастье обещал? Мне вон тоже наобещал непьющего… Где оно счастье-то? — Продавщица вдруг резко повернулась, зазвенела посудой, буркнула «заканчивайте» и скрылась в дебрях ящиков со стеклянной тарой.
Я вышел на улицу. Снег облепил дома, приглушил звуки. Машины урчали, как коты, которым чешут животы. Только сейчас я понял, каким нелепым был костюм у этого Вани. Пиджак, брюки, клетчатая рубашка с расстегнутым воротом и красные; сандалеты. От одного воспоминания у меня возникло такое чувство, будто снег попал мне под рубашку.
— А мне, знаете, не холодно, привык… — сказал, кто-то и похлопал меня по плечу. Я обернулся, но сзади никого не было. Зато впереди мелькнула знакомая фигура в засаленном пиджаке. Ноги, обутые в красные клеенчатые сандалеты, утопали в снегу по щиколотку. Он повернул за угол.
Я побежал скользя, с трудом удерживая равновесие. Вот и угол дома. Тут же что-то мягкое уперлось в меня, кто-то вскрикнул. Рядом охнула разбитая бутылка. Впереди улица была пуста.
Мы оттолкнулись друг от друга, и меня бросило в жар.
— Ты?! Черт возьми! Не может быть! Ведь сколько лет?