— Да. И запомню, и грустить буду.
Зоя хотела ещё что-то сказать, но оказалось вдруг, что язык перестал её слушаться, и вместо слов из горла вырывались смятые нечленораздельные звуки…
Яд, лишив её речи, постепенно забирал возможность двигаться, и, когда приехала «скорая», Зоя уже почти не могла дышать.
Катерина от Зои не отходила. Плача, гладила по голове и причитала:
— Доченька моя… доченька…
Слуцкий смотрел вслед рванувшей с места «скорой помощи», и, даже когда она совсем скрылась из виду, он продолжал вглядываться в темноту.
Господи! За что?
«Ты ответишь за мою девочку. Ты ответишь за мою девочку. Ты ответишь… Ты ответишь… Ты… Ты…»
Слуцкий стиснул руками виски. Сколько потерь он пережил в своей жизни! Почему люди, которых он любит, от него уходят? Зачем после этого живёт он? Это закон природы или просто его собственный выбор?
В жизни всё — собственный выбор, даже сама жизнь. Маленькое открытие почему-то повергло его в жуткую печаль. Собственно, и открытием-то это не назовешь — весь его жизненный опыт говорил о том же. Но оттого, что нашлись вдруг такие простые слова, которые, играя и прячась друг за друга, заняли наконец свои места в очень короткой и поразившей его фразе, стало неимоверно себя жаль.
Снова кольнула мысль — почему так много значит для него эта девочка? Кто она ему? Катерина, видимо, врёт, и Зоя всё-таки не родная кровь… Но что же ему теперь делать?
Пошёл снег. В воздухе закружили редкие снежинки, такие пушистые и невесомые, будто на них не действовал закон тяготения. Они плавно парили в ночи, водили вокруг него колдовской белый хоровод, нежно касались кожи и словно шептали — любовь, любовь, любовь… Всегда выбирай любовь…
Иван Антонович закрыл руками лицо и заплакал.