Вдруг вспомнился эпизод, который в свое время просто меня поразил, и я очень долго ревновала папу к Дашке.
Как странно, что вспомнился эпизод совершенно противоположный по настроению тому, что старалась припомнить.
Это произошло вскоре после того, как Дашка переехала в эту квартиру, а в доме на Краснопролетарской остались отец, мама и я. Тогда у нас еще жила Чара — собака, которую обожала вся семья. Помню, я проснулась ночью и, как ни вертелась в кровати, заснуть не могла. Встала, вышла из комнаты. Смотрю, в кухне свет горит. Я заглянула туда и увидела, как к отцу, который сидит за столом боком ко мне, подходит Чара, а в зубах держит Дашкину туфлю на шпильке. Мы эти туфли вместе покупали в ГУМе — она бирюзовые, а я розовые. Дашка даже не взяла их на новую квартиру. Знала, что больше не пригодятся.
Где Чара эту туфлю откопала и зачем принесла отцу посреди ночи — непонятно. Но Чара была очень чуткой собакой и, видимо, поняла, что бессонница хозяина как-то связана с тоской по Даше. Отец в одну руку взял туфлю, другой обнял Чару, потом прижал к себе ее башку и зарыдал. Так отчаянно и горько, что сжалось сердце от любви к нему.
А я тихо-тихо стояла в коридоре и смотрела на эту сцену. Меня распирало от ужасной черной ревности к сестре. Я точно помню, что подумала — а стал бы папа так же плакать, случись что-то подобное со мной?
…Все это пронеслось в памяти мгновенно, пока мама рассыпалась в поздравлениях и пожеланиях счастливой жизни, а Валерка крутился вокруг нас и не знал, чем угодить.
Такого феноменального превращения, какое произошло с Валеркой, я никогда не видела. Сама любезность и обходительность! Перед матерью мел хвостом, меня называл не иначе как Дашук или Дашенька, хлопотал по хозяйству — мне вообще ничего делать не давал. То и дело обнимал за плечи, пару раз даже чмокнул в щеку, может, и правда со стороны это смотрелось нежно. Но мне от его заботы было тошно. Убила бы сладкоголосую сволочь…
Жутковато звучит в моих устах. Но я действительно была бы счастлива, если бы слово не расходилось с делом в данном случае. Может, попросить его помыть окна перед приездом деда и нечаянно — так… Ку-ку, милый! Мне было с тобой мерзко…
С удовольствием поглядела бы, как он летит вниз. Посылала бы ему вслед воздушные поцелуи и самолетики из розовой в цветочек бумаги. Я большая мастерица их складывать.
Но на улице мороз — какое мытье! Шандарахнуть бы его по башке чем-нибудь. Утюгом. И чтобы видел, гад, меня перед смертью! Чтобы обязательно понял, что это я его наказала. За хамство, за шантаж, за то, что не оставил мне выхода.