Дом в поселке, что в двух километрах от Белграда, был совсем ветхий: некрашеные оконные рамы в облезшей грунтовке, известкой беленные стены, испещренные громадными трещинами, – в одной, пока не залатали, жили совы. Тяжелая черепичная крыша от старости скособочилась, и обитатели рассредоточивали ведра по всему дому. В старину на первом этаже устраивали хлев, чтобы скотина своим теплом обогревала верхнее жилье. Розино семейство обустроило внизу кухню, где в основном и обитало. Две соседние комнаты, которые риелтор назвал бы «гостиными», почти не использовались. Мощенный плитами кухонный пол укрыли циновками. Роза досадливо вспоминала, как часто спотыкалась об их задранные края.
Три верхние спаленки выходили на скрипучую площадку, где висели фото старых отцовских товарищей-партизан. Юные, тощие, беззаботные, они позировали на фоне итальянских танков или рядком сидели на стволе гаубицы. На одной фотографии маршал Тито пожимал руку Розиному отцу, на другой Уинстон Черчилль помахивал сигарой. Еще были портреты Сталина и пророчески бородатого Фиделя Кастро, тоже с огромной «гаваной». Четыре отцовских кумира.
Роза никогда ничего не выбрасывала, и комната ее напоминала захламленный склад, где хранились заводные игрушки, куклы и всякие штуковины – например, логарифмические линейки. На книжной полке соседствовали «Капитал», творения Шекспира, народные легенды и детские сказки докоммунистической поры, живописавшие приключения кроликов и кошечек, которые в человеческой одежде отправлялись на подвиги, с собой прихватив корзинку с пирожками. Одну стенку наискось перечеркивал след пулеметной очереди, наследия Белградского сражения, а в подоконнике застряла пуля, выпущенная из оттоманского мушкета.
Роза с любовью вспоминала свою кровать, сокрушаясь, что нынче такой уж нет. Очень ладная, она была одинаково хороша для долгого почивания, краткой дремы и прочего бегства от яви. Так сладко засыпалось, когда сквозь щели в половицах пробивался тусклый свет из кухни, а за окном жутковато ухали совы и тявкали лисицы. Медные прутья кроватной спинки служили музыкальным инструментом, на котором вилкой или авторучкой фальшиво вызванивались всякие песенки.
Нынешняя спальня в безалаберном доме резко контрастировала с той прежней. Назло отваливавшейся штукатурке и гирляндам проводки Роза постаралась ее обуютить. Вся обстановка в темно-розовых тонах – забыть невозможно. Даже скорее кармазиновых. Кармазиновый ковер, кармазиновое кроватное покрывало, кармазиновые шторы и кармазиновые диванные подушки. Одни скажут – смело, другие – дурновкусие. Наверное, так украшала бы свои комнаты какая-нибудь Барбара Картленд