— Например?
— В религиозном смысле, — сказал он, — от греха к святости.
Довольно неясно. Но все равно, когда члены труппы выстроились на сцене и склонялись почтительно, а доктор Парвин, благостно бормоча, складывал пальцы в предательское крестное знамение, Стеллу всю трясло. Она чувствовала: надо либо подойти под их убийственное, показушное благословение, либо уж бежать без оглядки. Просто так стоять и смотреть нельзя. Или — или.
Дядя Вернон ждал ее с ужином. Он набивался провожать ее домой, но она пригрозила, что устроит поджог, если он на километр подойдет к театру. Он держал горшочек в духовке, чтоб не остыл.
— Нет, — сказала она. — Не могу. С твоей стороны очень внимательно, но мне просто в горло ничего не полезет.
Он выключил газ подчеркнуто раздраженным жестом, хоть злости не было в сердце. Будь у него у самого такая насыщенная жизнь, он бы тоже без еды перебился.
— Ах, какое чудо! — сказала она. — Если б только я могла рассказать. Нет, не умею…
Он-то умел, да помалкивал. Она изменилась лицом, с тех пор как Лили не завивала ей волосы. Висели, небрежно так, совсем прямые после дождя. И, между прочим, ей даже шло.
— Когда я возвращалась домой через сквер, — сказала она, — и качались деревья, я была, как Кротик, когда он трусил за Крыси через дикие Леса и ветер нес ему запах родного далекого домика[12].
— Какие такие деревья? — спросил он. — Что еще за леса?
Он уже видел ее такой, когда она утыкалась носом в свои эти поэтические книжки, и еще как-то раз, когда прокрался по лестнице и застукал ее у телефона. Было одно из тех утр, когда раннее солнце, пробив цветное лестничное стекло, янтарным светом затопляло темноту холла. Девчушкины рыжие полосы горели на фоне отсыревших обоев. Она мигом брякнула трубку, наотрез отказалась отвечать на вопрос, с кем говорила, и тогда, как сейчас, был в этих глазах какой-то вызов.
На секунду он увидел ее человеком, не связанным с ним самим, отдельным, иным существом, как вот случайный встречный на улице с лицом, горящим от тайных мыслей. У нее так сияли глаза.
* * *
Прогон в костюмах на другой день прошел как по маслу, и, огласив свои замечания — чуть-чуть затянули паузу в конце третьего акта, перед тем как Олуэн во второй раз открывает сигаретницу, а со своей репликой после слов Роберта насчет того, что он сам выдумал человека, которого любит, она самую малость поторопилась, — Мередит объявил: хватит, хорошенького понемножку. Он боялся, что они заездятся.
Потом, отведя в сторонку Сент-Айвза, он намекнул, что неплохо бы поопекать Дон Алленби.