И так начали ссориться, и ссорились, и ссорились, а потом стали толкаться, и толкались, и толкались, пока не столкнули печку.[15] Печка завалилась, угли высыпались, в комнате начался пожар, полки, постель, шкаф, стол, всё загорелось — котята хотели убежать, но двери были заперты. И они так кричали, так кричали, но огонь их всё же поглотил. А когда пришли папа с мамой, котики и кошечка уже сгорели, сгорел и домик, и всё сгорело, потому что котята не слушались. И папа с мамой плакали. Рядом на холме стоял стол бок, на столбе повесили звонок, и звонили, и звонили, и был всем слушавшим урок. Дин-дин-дон, дин-дин-дон!»
Малыш слушал. Сказка ему нравилась. Он держал маму за руку, повторял «дин-дин-дон», и незаметно уснул, дин-дин-дон. И они всё спали и спали, а когда Малыш снова проснулся, папа с мамой уже не спали. Они лежали в постели и разговаривали.
— Папа, а когда же мы полетим?
— Ну, Малыш, когда придёт лето.
— А когда придёт лето?
— Когда? Как только пшеница зацветёт.
— А ещё не цветёт?
— О, ещё нет.
— Папа, а давайте посмотрим!
— Ну нет, Малыш, напустили бы сюда холода. Ещё ничего не цветёт.
Но раз Малыш сильно просил, и мама поддержала, что потом опять немножко протопит, тогда они встали, отбили доску, вытащили потихоньку мох и тут увидели: что был вечер и луна смотрела как рыбий глаз. Вокруг уже зазеленело, там вдалеке на каштанах из почек выглядывали листочки, а откуда-то сверху доносилось пение жаворонка.
— Видишь, Малыш, ещё ничего не цветёт. А вон там внизу, смотри, пшеница. В ней пока и ворона бы спрятаться не смогла. Она ещё долго не зацветёт. И там холодно.
Тут мама перебила папу.
— Смотри-ка, там, у ручья под ольхой, не три ли это маргаритки?
И папа посмотрел туда.
— Ах, и правда, три маргаритки. А там ведь маргаритки никогда не росли. Это умерли три светлячка. Наверное, они куда-то не успели, в прошлом году мороз скоро ударил, они туда забрались и замёрзли.
И Малыш заплакал.
— Мамочка, это крёстная, крёстный и Голубка, их замело, я же говорил.
— Ну не плачь, Малыш, это не они, — утешал его папа. — У Голубкиной маргаритки был бы красный ободок, а эти целиком белые.
И тогда Малыш плакать перестал.
— Папа, а маргаритка везде вырастает там, где умирает светлячок?
— Везде, а когда умирает личинка, там вырастает маргаритка с красным ободком.
— А что, если бы дятел сожрал крёстного, там бы тоже выросла маргаритка?
— Тоже.
— А где?
— Где-нибудь внизу под буком в траве.
— Папа, а дятел нас не схватит, когда мы полетим?
— Вряд ли. Он в лесу, а мы в лес не летаем. Только если сквозь него надо пролетать, а потом, как Господу Богу будет угодно.