Девушка взглянула на Илейн и Саймона и поняла, что тот идеально разместил модель.
Илейн виднелась почти анфас в центре зеркала, а в обеих боковых створках возникало ее профильное отражение.
— Не слишком ли она у тебя сутулится? — осведомилась Фенела.
— Я так и хотел, — пояснил отец. — И знаешь что? Спусти-ка у нее с левого плеча бретельку!
Фенела прошла через комнату, но почему-то по мере приближения к Илейн ей становилось все противнее прикасаться к этой женщине. Девушка не отдавала себе отчета: отчего это? — но, выполняя распоряжение отца, испытала внезапную дрожь гадливости, когда ощутила под пальцами прохладную белую плоть.
И, покидая мастерскую, она еще подумала, что постановка может показаться несколько небрежной, однако уж кому-кому, а Фенеле-то было прекрасно известно, что у Саймона были веские основания скомпоновать картину именно так, а не иначе. Он всегда выбирал для своих картин скорее сюжетную, чем чисто портретную композицию.
Фенела все еще тревожно обдумывала свое плачевное финансовое положение, когда в парадную дверь опять позвонили. Она торопливо пошла открывать.
На крыльце стоял симпатичный молодой человек лет двадцати пяти. Фенела сразу же узнала его: сэр Николас Коулби, их ближайший сосед из Уетерби-Корт.
— Простите за беспокойство, — сказал сэр Николас, — майор Рэнсом здесь?
В его речи проскальзывало легкое заикание, а в руках Фенела заметила трость: впервые за два года сэр Николас передвигался без костылей, самостоятельно.
Он был ранен в битве за Британию, и по всей округе заказывались молебны за его выздоровление. Ему вообще удалось поправиться, пожалуй, только благодаря молодости и потрясающим достижениям в области хирургии, сделанным со времен Первой мировой.
Юноша был очень бледен, под глазами залегли темные круги, но, тем не менее, он разительно отличался от той жалкой человеческой развалины, которую после шестимесячного лечения в госпитале доставила домой карета «скорой помощи».
— К сожалению, сейчас майора Рэнсома нет.
Раньше Фенеле ни разу не доводилось лично беседовать с сэром Николасом Коулби, и сейчас она обратила внимание на его низкий голос и по-мальчишески застенчивую манеру говорить, как будто ему очень неловко, что приходится беспокоить людей в чужом доме.
«Должно быть, он страшно стесняется, — подумала она, — особенно если учесть, какого мнения о нас его матушка…»
— Но мне в лагере сказали, что я смогу застать его у вас, — робко настаивал сэр Николас.
— Да, он заходил перед ленчем, — ответила Фенела, — и собирался ненадолго вернуться к самому обеду. К сожалению, больше мне о его планах ничего неизвестно.