Хозяин зеркал (Зонис, Чернявская) - страница 17

Тот, кого еще так недавно звали Джейкобом, скривил в ответ тонкие, резко очерченные губы:

– Меня зовут Кей. Мне не холодно, и целоваться я не хочу. Я хочу играть.

Королева весело расхохоталась – и смех ее был как перезвон лучших серебряных бубенчиков.

Действие первое

Ледяной герцог

Не все на свете роли величавы.

Мы суетно играем ради славы,

А смерть играет, к славе холодна.

Р.М. Рильке

Глава 1

Пой, ласточка

Для Иенса шел не первый час борьбы со старой каргой – бессонницей. Борьбы паритетной и напрасной, похожей на драку двух саамских мальчиков, которую так ловко изображает на ярмарках по воскресеньям балаганный шут Бен Хромоножка. Измученный Иенс считал и пересчитывал гуляющих по полю овец, но пронырливая старуха уже успела остричь пару блудливых скотинок и, наслюнявив артритные пальцы, сучила из овечьей кудели свою унылую нескончаемую пряжу. Октябрьский ветер хозяйничал за стенами дома, бился в рассохшиеся за лето оконные рамы, наперегонки со сквозняками скакал по лестнице и настойчиво тряс хлипкую входную дверь. Устав сопротивляться кружению старушечьего веретена, Иенс накрылся с головой пледом и принялся вспоминать.

Он вспоминал о тех годах, когда октябрь в Городе был самым что ни на есть настоящим зимним месяцем – с первым снегом, сосульками и скользкими ледяными дорожками. В октябре ветер не шлифовал оконные стекла пригоршнями пыли, а гонялся по первопутку за санями. Снеговики, блестя черными угольками глаз, заглядывали в окна первых этажей, печки в домах весело потрескивали, и не лезла изо всех углов от тепла и сырости едкая плесень. Помнил он те годы, надо признаться, довольно смутно, словно мельтешение теней на стенах детской и далекий шум голосов. Именно из шума, из обрывков сплетен и кухонной болтовни, Иенс собирал и клеил собственную историю…


Предки Иенса по материнской линии вели свой род от самого́ Сигурда Страшного, канонизированного после смерти как Сигурд Святой, и никогда не уставали этим гордиться. Но сыновей, таких желанных и необходимых для подпитки династических амбиций, в последнем поколении не получилось, а единственная дочь обманула родительские надежды на удачное замужество. Сватались к ней многие, но уходили разочарованные. Слишком заносчива была избалованная Фреа. Когда семья отчаялась выдать ее замуж, ломака Фреа неожиданно покаялась, что состояла в тайной связи с неким знатным господином и забеременела от него. Правда, среди домашних слуг имела хождение более прозаическая версия, которую особенно любили обсуждать на кухне за вечерним стаканчиком. В ней упоминался бездельник и сочинитель дурных стишков из прислуги, получивший у господ немедленный расчет, как только интрижка дочери перестала быть тайной. Саму же Фреа в назидание и для спасения семейной чести спешно выдали замуж за дальнего и, отметим, бедного родственника. Всю беременность она не выходила из дома, грызла штукатурку и капризничала. Роды с самого начала пошли с осложнениями, семейный доктор и его ассистентки сбились с ног, но роженицу и дитя спасли и сдали с рук на руки озадаченной родне.