Кое-что Нияз все же успел узнать. Например, что его хозяин (не Ганс, конечно, а самый верховный хозяин, Господин со странным именем W) – один из правителей Города. Работать на правителя было приятно, хотя самого W Нияз в глаза не видел. По слухам, когда-то и котельной никакой не было, а смола кипела от чистой ярости W. Но теперь W, кажется, тратил свою огненосную ярость на что-то другое, потому что еще сто лет назад тролли, уцелевшие в Подземных Войнах, сложили печи и протянули сложную систему труб. Наверное, отсюда и пошло тролльское словечко «гастарбайтер». Из троллей в котельной остался только главный инженер, но и он появлялся тут редко – спускался в раскаленный, пышущий жаром ад, недовольно оглядывал огненные жерла топок и, развернувшись и сцепив руки за спиной, уходил прочь.
Котельная работала как часы.
Что такое «часы», Нияз тоже узнал только в Городе. Часы – это такой круг со стрелками на самой верхушке Башни Висельника. Часы показывали время и били каждый час. В конце третьего часа Ниязу разрешали выбраться из котельной, съесть свой хлеб и даже (при большом везении) перебежать через подъемный мост и полюбоваться городскими достопримечательностями.
Башня Висельника стояла у самого Триумфального проспекта, разделявшего северо-восточный округ – владения Господина W, и округ юго-восточный, принадлежавший Господину F. У подножия Башни раскинулась площадь Справедливости. С северной стороны площади Справедливости возвышались черно-красные бастионы замка W и кипел смолой ров. С востока к площади примыкало длинное здание суда, окруженное высокой железной решеткой. Там же угрюмо громоздилась статуя Справедливости. Справедливость символизировал «Крот» – легендарная боевая машина времен Подземных Войн. На «Кроте» ворковали, гадили и любились голуби. У статуи дежурил почетный караул Стальных Стражей. Иногда голуби принимали караульных за фрагмент статуи и усаживались им на голову. Стражи стоически терпели.
А в центре площади стояла гильотина.
Очень скоро Нияз узнал, что из всех видов развлечений, которыми, по слухам, так богата столица, рабочим котельной доступны лишь публичные казни. Казни как раз устраивались между тремя и четырьмя часами дня, так что Нияз, стоя в толпе и дожевывая свой хлеб, мог хорошо все рассмотреть.
Сегодняшняя казнь обещала быть красочной. Казнили крупного бунтовщика.
Сам Нияз не интересовался бунтом. Его гораздо больше занимали те двадцать долларов, которые он ежемесячно отправлял семье. Будет бунт – не будет долларов, все просто, как подвода с арбузами.