Никто ничего не заметил. Лишь де Вильегас, облаченный в красно-черный костюм арлекина, склонился к голому плечу Герды и, щекотнув бородкой, шепнул девушке на ухо: «Планируете, belleza[17], как бы половчее сбежать по лестнице и оставить Ледяному Принцу лишь туфельку? Не планируйте. Властитель ваших дум давно и безнадежно пленен другой. Или другим. Этот, да простят меня ваши нежные ушки, pendejo[18] в полумаске – сам Господин W. Прошу вас, не перебегайте ему дорогу, а то дорогой pobrecito[19] Иенс останется без любовницы, а ваш покорный слуга – без лучшей своей натурщицы». Тон Гарсиа, как и всегда, был глумлив, но когда девушка оглянулась, живописец глядел на нее озабоченно и непривычно серьезно. Помахав улыбающемуся с противоположного конца зала Йону, де Вильегас добавил еще тише: «Огонек свечи тепел, красив и ярок, но если смотреть на пламя долго и внимательно, обнаружишь скрывающийся за ним уродливый черный огарок. Не позволяйте свету ослепить себя, сеньорита». Сообщив все это, человек искусства подкрутил усы и эспаньолку и заявил: «Ну, а теперь…» Но что теперь, Герде так и не суждено было узнать. Пробило три пополуночи, из часов выскочила маленькая костяная смерть и вознамерилась сказать «Memento mori». Однако получилось у нее только «Meme…», поскольку Господин – или Госпожа – W выхватил непонятно откуда пистолет и снес бедной смерти черепушку. Зал окутался пороховым дымом, визг дам и проклятия кавалеров положили конец вечеринке.
С того дня Герда ждала. Ждала, отправляя в печь утренние булочки, ждала, смешивая и перетирая краски в мастерской де Вильегаса, ждала, просиживая вечера у окна под монотонное мелькание спиц, накидывая петлю за петлей. Ждала, когда Иенс швырял ее на кровать и когда он забывался неспокойным сном, а она, Герда, перевернувшись на спину, часами смотрела в трещины потолка – всё ждала. Иногда девушка забывала, что ждет, и тогда приходилось напоминать себе: ожоги на руках Миранды, сгинувшая в огне трубка старого Шауля, затхлая вонь катакомб и казни, вечные городские казни. Она даже стала специально ходить на экзекуции, где связанные преступники, стоя на дощатом помосте перед гильотиной, жалобно выкрикивали: «Покупайте сапожную ваксу “Коцит” – лучшая сапожная вакса в городе!» или «Крем от веснушек и морщин производства госпожи Сельянти сделает вашу кожу чистой, как у младенца!». Торговцы немало платили семьям казнимых, и, как ни странно, реклама работала – покупали и ваксу, и крем. Откричав, преступник покорно становился на колени, подставляя шею под нож. Лезвие падало с глухим стуком… Однажды Герда вообразила, что под ножом – шея Кея, а она, Герда, отпускает рукоятку, и ее так замутило, что какая-то добрая разносчица подхватила девушку под руку и озабоченно проорала: «Милая, да ты на каком месяце?» – «Нет, ничего, спасибо», – невпопад ответила Герда, отерла поданным сердобольной женщиной платком рот и на казни больше не ходила.