Поднялся.
— Вы… Вы уходите, господин Мориньер? — пролепетал старик.
— Да. Благодарю вас за угощение — оно было восхитительно.
Сделал шаг к двери. Обернулся.
— Меня мучают сомнения… Через какие каналы вы, дорогой мой Легюэ, провели эти ваши ошеломительные богатства?
Увидев реакцию, кивнул:
— Я так и подумал. Прощайте, Легюэ. И прислушайтесь к своей интуиции еще раз. Уезжайте.
Они вышли из дома в молчании.
Наконец, Жак Обрэ спросил:
— Что это за люди — что убили друга вашего арматора и его людей? Как вы думаете, монсеньор?
— Шайка каких-то венецианских разбойников — не слишком успешных и не слишком умных, судя по всему. А эти три ящика — предел их мечтаний и удачливости. Нам придется задержаться здесь, Жак. — Продолжил спустя некоторое время. — Жадность этого глупца создала нам некоторые проблемы, решать которые придется сейчас.
Известие об убийстве старого арматора застало их в таверне, когда они доедали аппетитного, жирного каплуна. Собирались на очередную встречу.
Услышав вопли:
— Зарезали! Легюэ зарезали!! — Жак посмотрел на Мориньера.
Тот глотнул вина, поставил кружку на стол.
— Вы ведь знали, что так будет? — спросил Жак.
— Знал, — ответил спокойно Мориньер. — Доедайте, друг мой. Нам пора.
* * * *
Наконец, — заканчивалась третья неделя их пребывания в Марселе, — они завершили все дела в городе. Обсудили все детали и обговорили самые незначительные мелочи.
Судно, предназначенное для Жака Обрэ, было готово и спущено на воду. Команда набрана. Оставалось дождаться прихода в Марсель двух, принадлежащих Обрэ, фелук[4].
— Еще раз подумайте, насколько вы можете доверять каждому из членов вашей небольшой флотилии, — сказал Мориньер, стоя на капитанском мостике только что спущенного на воду судна. — Пока будет время, присмотритесь к вашей новой команде. При малейшем подозрении — избавляйтесь от неподходящих людей. Лучше сделать это здесь, на берегу. Пока вы не оказались поставлены перед выбором — сначала повесить человека или выбросить его за борт живьем. Этот выбор — не из приятных. А ошибки в таком деле часто слишком дорого обходятся.
Посмотрел на Жака. Тот понял. Вспомнил. Кивнул.
— Я знаю, — ответил.
Он, в самом деле, знал.
Но был благодарен за это напоминание. И за участие в его судьбе.
Обрэ казалось иногда, что он понимает Мориньера, как никто другой. Но, понимая, никогда не решался задавать ему вопросы. Не имел права.
Вот и в этот раз, когда они остановились на развилке попрощаться, он хотел было спросить… Но не смог. Сказал только:
— Все будет в порядке, монсеньор. Не беспокойтесь. Я прослежу.