Филипп подскочил.
— Как ты не поймешь?! Я не могу с ней жить. Я не могу ей больше доверять. Она предала меня. Что же касается этого отродья…
— Стоп, друг мой. Стоп. "Отродье" — чудесная девочка с материнскими глазами. И она станет любить тебя, как отца, если у тебя достанет ума не утверждать обратное. А твоя жена — разве не оценит она твое благородство, сохрани ты сейчас ее падение в тайне?
— Возможно. Наверное. Но я… Что делать мне? Я-то буду вечно помнить о ее неспособности хранить верность.
— А кто из нас способен? Вот, к примеру… — Мориньер невинно распахнул глаза навстречу мечущемуся Филиппу. — Где ты был сегодня весь день? Я не мог дождаться тебя, чтобы предложить партию в шахматы.
Филипп отвел взгляд.
— Это совершенно не твое дело.
— Само собой.
Засмеялся.
— Логика, дорогой мой друг, была и остается неоспоримым твоим достоинством!
* * * *
Филипп проснулся с сильнейшей головной болью. Долго приходил в себя. Пялился в перекрестье балок над кроватью. Боялся шевельнуть головой. Вспоминал — что там было с ним вчера вечером?
Сначала они долго беседовали с Мориньером. Даже спорили, кажется. Он, Филипп, извинялся.
Он помнит — он спросил:
— Я был груб с вами. Отчего вы не вызвали меня тогда же?
Мориньер рассмеялся:
— Вы едва стояли на ногах, мой дорогой. Было бы глупо, согласитесь, лишиться друга, оттого только, что в трудную для него минуту мое самолюбие оказалось уязвлено неприветливым словом.
Филипп оскорбился:
— Вы самоуверенны. Вы не сомневаетесь, что одержали бы надо мной верх?
— А вы сомневаетесь? Если вы не могли быть сдержаны в речах, то как вы можете думать, что вам удалось бы победить в деле, требующем холодной головы и трезвого расчета?
Собственно, Мориньер был прав. Но правота его в этот раз невозможно бесила Филиппа. И, в конце концов, не выдержав этого труднопереносимого сочетания раздражения, обиды и чувства вины, он опять напился.
Он помнит: Мориньер сидел весь вечер напротив него и безмолвно наблюдал, как он накачивался вином. Только когда, почувствовав себя совсем плохо, он, Филипп, выдавил:
— Все. Не могу больше! Уеду завтра. К чертовой матери! — Мориньер покачал головой:
— Нет. Вы никуда не поедете, пока не решите все накопившиеся проблемы. Раз в два года вы можете себе позволить такую роскошь.
— А вы? Какого черта вы сидите в этом отвратительном, зловонном болоте? — спросил тогда Филипп, с трудом выговаривая слова. — Здесь же нечем дышать!
Спросил. Но не помнил теперь, получил ли ответ.
Филипп застонал. Надо было подниматься.
Он решительно спустил ноги с кровати. Сел. Уставился на бурое пятно на светлой стене. Насупил брови. Протянул руку, позвонил в колокольчик.