Егор тяжко вздохнул. Каждый раз ему, как ребенку, приходилось объяснять отцу мотивы своих поступков.
— Папа, это девушка моего друга… — озвучил он заранее приготовленную ложь.
— Друг — это, как я понимаю, Влад? — с сарказмом поинтересовался академик и в ответ на красноречивое молчание сына задумчиво изрек: — А девушка у него какая? Восьмидесятая? Трехтысячная? Мы их всех будем в институты пристраивать?
Егор не стал переубеждать отца. Ему было приятно, что пресловутая проницательность Александра Николаевича на этот раз не сработала. Отец думал, что, как это в последнее время бывало довольно часто, инициатором просьбы был старинный приятель Егора Влад. Иванов считал Влада карьеристом и лизоблюдом и эту дружбу категорически не одобрял. Обычно Егора злило, что в сорок лет он вынужден доказывать отцу свое право дружить с теми, с кем он считает нужным, но сегодня ворчание отца его не смущало. Главное, чтобы отец не догадался об истинной подоплеке…
В сущности, Егор уже был доволен. Если Александр Николаевич сказал «мы будем пристраивать» — значит полдела сделано. В душе он уже согласен, ворчит для порядка…
Когда отец собирался отказать, он обычно начинал говорить о том, что Егор вечно заставляет его «идти против своей совести». Егора это всегда страшно злило, так как он лучше других знал, насколько часто его отец кого-то куда-то пристраивал…
Однажды в юности Егор не удержался и сказал об этом отцу:
— Твоя совесть широка и безразмерна во всех случаях, кроме тех, когда надо помочь мне! Ты кому угодно помогаешь, и ничего — душа не болит. А когда прошу я — сразу начинаешь говорить о совести и чести!
Егор до сих пор помнил, как его отец, услышав эти слова, покрылся красными пятнами. Тогда был один из немногих случаев, когда отец по-настоящему сорвался.
— Пойми, — кричал он, — есть люди, которым Я НЕ МОГУ отказать! Отказать им — то же самое, что бороться с ветряными мельницами: может, и эффектно, но бессмысленно! Это система, государство. У него есть свои законы, и если я пойду против них, то просто перестану существовать, а со мной и те, кто от меня зависят. И ты, в том числе! Когда ко мне на работу идет устраиваться дочь секретаря горкома, я ее беру и проверяю в деле. Если она специалист — мы работаем, если дура — я даю ей уютное местечко с хорошей зарплатой, где она круглыми сутками разгадывает кроссворды. Я знаю, что она ничтожество, мои сотрудники знают, что она ничтожество, ее отец знает, что его дочь — дура, и сама она ни на что не претендует и мечтает только найти хорошего жениха.