Римский Лабиринт (Жиганков) - страница 108

Анна вздрогнула при последних его словах. Ей вспомнились материалы по делу следствия и показания свидетелей, коллег-профессоров, о его чрезмерном увлечении древними религиями. Серийный маньяк-убийца! Возможно, его восприятие мира, истории, архитектуры, религии — всё это лишь проекция его собственного внутреннего зверя, которого некогда вычислил Фрейд? Анне вдруг вспомнился Горлум-Смеагорл из трилогии Толкиена. Тот с детства что-то искал, но искал внизу, глядя на землю, под землю. И нашёл-таки — нашёл то, что было несравненно сильнее его. «Моя прелесть», — называл он кольцо, сковавшее его волю. Это была страсть, которая постепенно уничтожала своего носителя, превращала всё белое в чёрное, Смеагорла в Горлума. Разве не об этом говорил Адриан минуту назад, повествуя о похождениях бога Митры? И разве не таков и сам Адриан — Смеагорл и Горлум одновременно, доктор Джекил и мистер Хайд? Наверное, Адриан сам с собой спорит, как Горлум со Смеагорлом. Насколько Анна помнила, злой Горлум в конце победил.

Глава 21. В которой говорится о том, что произошло с Пьетро после примечательного происшествия с боровом

Я видел все ловушки, врагом расставленные на земле, и сказал со вздохом: «Кто сможет их обойти?» Тогда я услышал голос, сказавший: «Смиренный».

Св. Антоний


1214–1225, Абруццо

Происшествие с боровом и долгая болезнь, последовавшая вслед за этим, надолго вывели маленького Пьетро за пределы обыденной жизни, окунули его в неведомое прежде состояние бреда и полубреда, боли и одиночества. Пока он был слаб и не мог ходить, то проводил много времени, лёжа за домом в тени огромного дуба, куда его выносили каждое утро братья. Там его и кормили, туда приходила к нему мать, забегали проведать братья и сёстры. Но было время уборки урожая, и ни одна пара рук не была лишней. К тому же Пьетро постепенно начинало нравиться его уединение. Глядя через просветы в шатре листьев в высокое, светлое днём и тёмное, глубокое, усыпанное звёздами небо ночи, Пьетро думал о Том, Кто создал всё это великолепие. Иногда, в полусне, в полумолитве, за зелёным пологом листьев, за звёздным шатром неба Пьетро чудилось видение неземной славы, струение тихого света, которым всё вокруг озарялось и который тихо втекал теперь в него, наполняя мальчика такой радостью, что иногда он совершенно не чувствовал своего тела.

Когда Пьетро пошёл на поправку, стало ясно, что ему уже никогда не быть прежним маленьким мальчиком. Глубокий шрам, пролёгший через всю левую половину лица, и тихий свет, струящийся из его глаз, придавали Пьетро недетский вид. Он по-прежнему оставался деревенским мальчуганом, в обязанности которого входило чистить хлев, собирать дрова, кормить животных, помогать в огороде. Но хотя Пьетро прилежно выполнял свои обязанности, всем было ясно, что мыслями и сердцем он находится где-то ещё. Это отдалило Пьетро от всего семейства, живущего одною жизнью с землёй. И только мать и крёстный Пьетро, казалось, понимали, что с ним происходит. Крёстный научил Пьетро читать и снабдил его отрывками из евангелий, а также книгой под названием «Житие святого Антония».