— Когда-то арена была покрыта сложной системой потайных люков, ловушек и лифтов, — объяснил Адриан. — Оператор, управляющий зрелищем, мог внезапно выпустить сзади вас тигра или заставить песок под ногами гладиатора разверзнуться, увлекая того на острые железные колья. Латинское слово harena означает просто «песок». Песок покрывал деревянные полы и потайные двери, и никто не знал, чего ожидать. Смерть приходила во всех мыслимых и немыслимых вариациях. Это было сделано, чтобы зрители не успевали пресыщаться кровавыми зрелищами. А ведь пресытиться было чем. Император Траян, к примеру, празднуя в 107 году победу над даками, велел завести сюда животных, с которыми сражались 10 тысяч гладиаторов в течение 123 дней. Из Африки привезли жирафов, гиппопотамов, крокодилов, слонов, львов, пантер и даже страусов — в общей сложности 11 тысяч животных. В Риме даже была школа по подготовке гладиаторов для сражений со зверьми — Ludus Matutinus. Ведь для вооружённого человека немудрено убить жирафа или страуса — надо было уметь убить их так, чтобы все восхищались опасной игрой. Выпускникам Ludus Matutinus обычно доверяли и расправу над христианами, поскольку на арене они входили в ту же категорию, что и звери.
«Почему люди так жестоки? — думала Анна, глядя на зияющую мрачными ямами арену, на которой разыгрывались тысячи сценариев, и финалом каждого была смерть. — Или у них существовали иные представления о смерти? Может быть, смерть не была таким уж большим событием для них… Но почему? Неужели они были не такими же людьми, как и я? Что чувствовали идущие на смерть гладиаторы? Что ощущали христиане, когда их, безоружных, выкидывали на арену на корм диким зверям? Было ли им страшно?»
— С приходом христианства, — продолжал тем временем Адриан, — Колизей постепенно отказался от гладиаторских боёв.
— И как же он использовался? — спросила Анна.
— Обычно — никак. Всё здесь заросло лесом, бродили дикие звери, прятались преступники. В зените Средних веков, когда подступала уже волна Ренессанса, папы пытались устроить из Колизея нечто вроде ткацкой фабрики по совместительству с борделем. Так что когда-то здесь располагался самый большой в мире публичный дом.
— Неужели это правда? — недоверчиво спросила Анна.
— В те дни церковь действительно держала под своим контролем все публичные дома в Италии, — кивнул Винченцо. — Я читал об этом. Это приносило Церкви немалую прибыль. Но над чем папы не были властны — так это над быстро распространяющимися венерическими заболеваниями. Поэтому эта «индустрия» никогда не смогла подняться выше определённого уровня, и идея с Колизеем тоже провалилась. Правильно я всё говорю, профессор?