Жрица снова ступила на тропу, и её босые ноги оставляли на камне слегка влажные и липкие красные следы. Музыка была иной, да и танец изменился — теперь это был не плавный изгиб змеи, но буйная пляска каких-то примитивных природных сил. Все присутствующие, казалось, были охвачены теперь лихорадкой жизни, которой знобило жрицу. Вслед за жрицей шёл Адриан с коротким мечом в правой руке, а позади двигалась Анна.
После завершения второго круга жрица скинула с себя тунику. Зал приветствовал это громким одобрением. Драгоценности на её теле заблистали ярче.
— Какой всё-таки цирк, — с сожалением сказал Адриан. — Люди всё умеют опошлить… Это просто самая радужная из всех мыслей, что приходят мне в голову.
Жрица тем временем начала движение по третьей петле. Ни Анна, ни Адриан не могли понять, о чём рассказывал её танец. Из всех присутствующих они думали о танце меньше всего. Наверное, потому, что только они могли сейчас думать о чём-то другом.
Вступая на четвёртую петлю, жрица сбросила с себя драгоценности, прикрывавшие её небольшую грудь. Драгоценные камни в связке с шипением упали на мраморный пол. Зал завыл.
— Бойтесь Минотавра! — сказала вдруг жрица, поворачиваясь к Анне и Адриану. Глаза у неё снова стали мутные, как будто она была пьяна. — Бойтесь, потому что он ужасен. Он поглотит всех нас!
После постоянно повторяющихся поворотов налево и направо, хождения взад и вперёд, странные вещи стали происходить в сознании Анны. Казалось, с каждым поворотом тропы стирается ещё один участок её готовящегося к грядущему небытию сознания. Она как будто уже начала умирать.
А жрица всё плясала свой Танец торжествующей смерти. Ещё через круг на ней не осталось ничего, кроме диадемы. Она выглядела теперь худой и слабой, почти беззащитной. Но от того её страшная красота блистала ещё мучительнее и ярче.
— Остался один круг, — сказал Адриан, будто Анна сама этого не видела. — Что бы ни случилось — не бойся! У нас ещё есть шанс выбраться отсюда! — шепнул он ей на ухо.
Анна знала, что никаких шансов у них быть не могло, но всё же была благодарна ему. В этот момент нагая жрица тоже повернула к Адриану своё лицо. Оно было бледно как смерть.
— Смерть — наше последнее и наивысшее назначение, — сказала она откуда-то издалека. — В смерти лишь свобода. Смерть откроет ваши глаза.
Анна повернулась и посмотрела в глаза Адриана. И он, оторвавшись от чёрной бездны впереди них, заглянул в живые зелёные глаза Анны. Увидят ли они когда-нибудь глаза друг друга — это невероятное чудо, этот свет разума, жизни, любви? Как могла смерть открыть кому-то глаза?