— Баронесса не раз говорила мне о том, что благородство — качество приобретённое, — заметил он.
— И чем же оно приобретается?
— В случаях с дамами — красотой и умом.
Анна одарила его благодарной улыбкой.
— Но разве не распространяется то же самое правило и на мужчин?
— Представь себе, только до определённой поры, — ответил Винченцо. — Баронесса раскрыла мне истинный секрет мужского благородства, которым я, кстати, не слишком овладел.
— И в чём же этот секрет?
Подошёл официант и налил им в бокалы ещё вина. Часть публики, особенно успевшая уже хорошо выпить и закусить, танцевала под попурри современной музыки, которую играл оркестр.
— Из поколения в поколение джентльмены были всадниками, — сообщил Винченцо, отпивая из своего бокала.
— И что же? — не поняла Анна.
— Наездник управляет конём, перемещая вес своего тела, делая ряд неуловимых для глаз, неосознанных порою, но точных и выверенных движений руками, ногами, ягодицами, корпусом, пальцами, головой. Он управляет живым существом — зверем — и сам уподобляется ему, становится… породистым животным. У него начинает вырабатываться уверенность в поведении, граничащая с безрассудством и беспечностью. И весь этот опыт скачек передавался другим поколениям — и в поведении, и даже в мышлении.
— Интересная версия, — заметила Анна. — По ней должно получаться, что гунны были ещё большими джентльменами, чем римские патриции.
— Может поэтому они и завоевали Рим, — отозвался Винченцо.
— А моим конём всегда был компьютер, — вздохнула Анна.
Посидев ещё с полчаса и допив вино, они оставили шумное место и вышли на ночные улицы Рима, которые к тому времени уже скинули с себя пыльные дневные платья и нарядились в прозрачную одежду электрического света. Так переодеваются в вечернее платье светская львица или путана, ночная бабочка. Здания, колоннады, памятники, фасады, мосты, ступени — всё это так искусно подчёркивалось светом, что город виделся совсем иным, нежели днём. Лучи прожекторов выхватывали особенности архитектурных композиций, мимо которых люди обычно проходят, не замечая. Анна не знала, какому Риму больше верить — дневному или ночному.
На улице было почти так же шумно, как в ресторане. Уличные фонари ярко светили, и отовсюду лилась весёлая, беззаботная музыка. По обеим сторонам бульвара люди сидели в кафе, танцевали, продавали что-то и покупали. Беззаботное веселье, казалось, было разлито в воздухе. Винченцо и Анна свернули на узкую Виа дель Портико д'Оттавиа, на которой, несмотря на поздний час, большая часть магазинов оставалась открытой. По какой-то непонятной для Анны причине Винченцо казался задумчивым, так что они шли молча.