Вдовец (Сименон) - страница 42

Он ошибся. Лицо ее приняло еще более ожесточенное выражение, будто ей и не такое известно, только она предпочитает молчать.

— Я делал все, что мог, чтобы она была счастлива…

Он словно оправдывался. И это было ошибкой. Острый взгляд Пьера быстро перебегал от нее к нему, казалось, мальчик все понимает. Мадемуазель Кувер промолчала немного, как бы подыскивая слова, потом сказала:

— Она даже и не пыталась быть счастливой…

Вероятно, и это тоже было ошибкой с его стороны, но он не спросил, что она хочет этим сказать. Не зря же она так сказала. Должно быть, ожидала от него вопросов, — бог знает, чего она там не договаривает. Он все стоял и молчал, и она вздохнула:

— Ну, да что уж теперь говорить…

Затем, указывая на газету:

— Читали?

Ничего он не читал. Ему и в голову не приходило развернуть газету за эти последние три дня. Он прочел несколько строк внизу третьей страницы, посвященные происшествию: Жанна Жанте, в девичестве Муссю, замужняя, бездетная, проживавшая в Париже по бульвару Сен-Дени, двадцати восьми лет, кончила жизнь самоубийством в номере гостиницы на улице Берри, проглотив тюбик гарденала.

Ни о шампанском, ни о платьях ничего не говорилось. Впрочем, газета сообщила еще: прежде чем лечь на смертное ложе, самоубийца устлала его розами, ее нашли с букетом роз в руке.

Оп недолго оставался у старухи, та и не пыталась его удерживать. Она высказала ему все, что хотела, и он почувствовал, что отныне отношения между ними будут становиться все холоднее.

Само по себе это его нисколько не огорчало, однако в этом он почувствовал некий сигнал. По непонятной причине к нему относятся с неприязнью, на него словно возлагают ответственность за то, что случилось.

Ему вдруг страшно стало при мысли, что сейчас придется разговаривать с хозяйкой молочной, с булочницей. У нее такой непреклонный вид и оловянно-серые глазки на неестественно бледном лице… Все они, должно быть, уже прочли газету и слышали разговоры о происшествии.

Ведь вот и полицейские смотрели на него как-то странно, словно подозревали в чем-то. Может быть, он держался не так, как принято держаться в подобных обстоятельствах.

Он предпочел пообедать в маленьком ресторане в районе площади Республики. Дежурное блюдо было написано мелом на грифельной доске, у официантки были грязные ноги, черное платье неряшливо обвисало на усталом теле. Он проглотил что-то вроде рагу с фасолью, прокисший сливовый компот. Ему было все равно. Он продолжал сосредоточенно глядеть прямо перед собой, словно задумавшись. На самом деле он ни о чем не думал. В сущности, даже не сознавал, где находится. Он существовал как бы вне реальности, где-то между прошлым и будущим. Настоящее для него еще не наступило.