Как ни странно, но в постель я не легла, только в одеяло закуталась. Мне было очень холодно, несмотря на огненно-горячие батареи. Походила по комнате, волоча край одеяла по полу, ноги держали плохо. Некстати вспомнила, как бил меня отчим, как сломал мне ногу, которая до сих пор беспокоит меня. С кого за нее отчет спросить: со зверя отчима, с матери, так глупо растратившей свою небольшую жизнь, с отца, который, судя по всему, счастлив и доволен? Стоп! Вот об этом я думать не буду.
На ужин я не пошла, не было аппетита и никого не хотелось видеть. Дочитала книгу и через минуту уже не помнила, о чем она, легла спать. Без конца просыпалась, лежала, слушала тишину, ни о чем не думала, ничего не чувствовала, словно мне особый такой наркоз сделали от чувств, и никакие ужасы мне не снились, ничего вообще не снилось. Впрочем, что такое страшное могло меня напугать во сне? Чудовища какие-нибудь? Они нисколько не страшнее иных, очень близких людей. Что могут сделать чудовища? Только сожрать. Люди оставляют жить и мучиться, наносят такие раны, которые ничем не залечить и память о которых не избыть. Утром на завтрак идти тоже страшно не хотелось, но все же я пересилила себя, пошла. Выпила полстакана какао, поковыряла творожную запеканку. После завтрака сдала в библиотеку книжку и отправилась в администрацию, чтобы разузнать, как можно отсюда уехать. Внизу меня окликнули, я вздрогнула, у меня появилось желание убежать. Но я напрасно волновалась, это был Александр Николаевич. Вот это удача! Я была в таком взвешенном состоянии, что даже не удивилась его внезапному появлению.
— Вы на машине? Отвезете меня домой? Пожалуйста, мне очень надо, — вот все, что я ему сказала. Уже возле своей деревни я сообразила, что должна быть какая-то причина его приезда, зачем-то он меня искал? Но спросить не успела, он сам прервал затянувшееся молчание:
— Я вижу, ты все уже знаешь?
Я насторожилась:
— Что я знаю?
— Ты не обижайся, Тонь, ты хорошая девушка, но…
— Господи! Вы все прямо как сговорились мучить меня. Да не молчите вы, говорите!
Он удивился:
— Ты чего так всполошилась? Женюсь я, вот чего случилось. — И он покосился на меня, ожидая моих слов.
А у меня вообще никаких слов не было, одна пустота в голове и обморочный звон.
— Вот как, значит, женитесь. И что? — вяло переспросила я его, чтобы хоть что-нибудь сказать.
— Ну как что? — начал он понемногу злиться, подруливая к бабулькиному дому. — Женюсь-то я не на тебе.
— Это как раз мне понятно.
Александр Николаевич посмотрел на меня обиженно и покрутил шеей.