Понятно. Пока дочери нет, родители на свободе предаются забавам. Интересно, как Симка будет растить ребенка в таких условиях? Дома я расспросила бабульку:
— Симкины родители, они что, всегда дрались?
— Всегда! — почти с удовольствием подтвердила та. — Как начали еще до свадьбы, так и по сю пору продолжают.
— То есть как до свадьбы? — поразилась я. — А зачем же тогда женились? Неужто и впрямь любовь у них такая, пополам с дракой?
— Ну, любовь там не любовь, а вот живут ведь, не расходятся, опять же двоих детей настрогали, не мешает им, значит, драка-то. — И она закатилась мелким смешком.
По мне, эта драчливая любовь смешной совсем не выглядела, но бабка, лукаво глянув на меня, состроила вдруг забавную рожицу, развела руками, и я начала хохотать и все никак не могла остановиться. Уже встревоженная бабушка хлопотала, подсовывая мне кружку молока и чистую тряпицу, чтобы обтереться.
— Что ты, детка, что ты? Али случилось что в санатории этой? Ты сама не своя оттуда приехала. — И она пристально посмотрела мне в глаза.
Я покачала головой.
Последние несколько ночей я спала просто отвратительно. То и дело мне снился отец, он заставлял меня слушать, как он потерялся на болоте, я не хотела, но он все говорил и говорил. И я начинала видеть то, о чем он говорил. Вот зловонная болотная жижа засасывает его по пояс, по грудь. Я протягиваю к нему руки, хочу вытащить, но он отталкивает меня. То он снился мне веселым, щегольски одетым и, выставляя свое довольство напоказ, издевался надо мной. «Я тебя не люблю, — говорил он мне, — ты нищенка. И мать твою никогда не любил, она просто дура, я вот кого люблю». И передо мной появлялась Алла Евгеньевна, совсем располневшая, в каких-то немыслимых пестрых нарядах, и они оба издевались надо мной, а я никуда не могла от них деться. Почему-то во сне мне казалось, что если я уйду от них, то они непременно замучат бабушку до смерти, этого я уж никак не могла допустить. Я часто кричала во сне и однажды проснулась с криком:
— Как ты мог нас бросить? Из-за тебя мамку убили! — Я зажала себе рот трясущейся рукой и прислушалась, но все было мирно вокруг. Монотонно стучали ходики, отсчитывая время, шуршала чем-то мышь на чердаке, тихонечко скреблась в окно вьюга.
Просто удивительно, что бабушка, всегда так чутко реагирующая на мои ночные кошмары и сразу же сующая мне кружку молока, чуть только я пискну, ни разу не подошла ко мне. Спать она, что ли, так крепко стала? И я радовалась крепости ее сна, что бы со мной было, если бы начала она расспрашивать меня, почему я ору? Как бы я стала врать и выкручиваться? Страшно подумать. Но бабушка спала и тихонько посвистывала носом во сне, или это не она, а ветер посвистывал через крохотную щелку в окне? Наутро после таких снов я вставала разбитая и раздраженная, должно быть, поэтому ничего толком не видела вокруг себя. Но вот как-то я обратила внимание на плохой вид бабули. Если она и раньше плотной не была, то сейчас истончилась донельзя. Тоненькие косточки обтянуты неживой пергаментной кожей, и взгляд отрешенный, словно она прислушивается к чему-то очень далекому.