Входная дверь была открыта настежь. За ней находились ярко (а для меня смертельно ярко) освещенные комнаты.
Но Лилли не повела нас с Орсоном внутрь, а быстро свернула с кирпичной дорожки и пошла по газону. Стояла ночь, и в тишине стук спиц, задевавших о низко подстриженную траву, казался громким. Мы шли к северной стороне дома.
Окно спальни было распахнуто. Внутри горел ночник; стены освещали полоски янтарного света и медово-коричневые тени от плетеного абажура. На книжной полке слева от кровати стояли фигурки из «Звездных войн». Холодный ветер выстуживал дом; одна из двух светлых штор лежала на подоконнике и трепетала, как призрак, не желающий покидать этот мир и уходить к себе.
— Я думала, что окно закрыто, но, должно быть, ошиблась! — отчаянно воскликнула Лилли. — Какой-то сукин сын открыл его и утащил Джимми!
— Подожди. Может быть, все не так плохо.
— Подлый ублюдок! — не унималась она.
Пытаясь справиться с дрожью, сотрясавшей ее руку, Лилли направила пляшущий луч фонарика на клумбу под окном спальни.
— У меня нет денег, — сказала она.
— Денег?
— Чтобы заплатить выкуп. Я небогата. Поэтому никто не будет красть Джимми из-за выкупа. Тут дело хуже.
Нарушитель оставил после себя что-то вроде печати Соломона, покрытую лепестками белых цветов, сверкавшими, как лед. Следы глубоко впечатались в палую листву и влажную рыхлую землю. Они ничем не напоминали отпечатки ног бегущего ребенка. Судя по дерзкой цепочке глубоких следов, оставленных кроссовками, похититель был человеком взрослым и крупным. Скорее всего, то был мужчина.
Я увидел, что Лилли босиком.
— Я не могла уснуть и смотрела по телевизору какое-то дурацкое шоу, — сказала она с ноткой самобичевания, словно должна была ждать этого похищения и стоять у постели Джимми на страже.
Орсон протиснулся между нами и понюхал отпечатки.
— Я ничего не слышала, — сказала Лилли. — Джимми даже не вскрикнул, но у меня было такое чувство…
Ее обычно красивое лицо, ясное и светлое, как отражение вечности, сейчас было искажено ужасом и изборождено болезненными морщинами. Она держала себя в руках только благодаря отчаянной надежде. Даже в тусклом свете обращенного вниз фонарика зрелище было душераздирающее.
— Все будет в порядке, — сказал я, стыдясь этой бессовестной лжи.
— Я позвонила в полицию, — сказала она. — Они должны быть здесь с минуты на минуту. Где же они?
Я по собственному опыту знал, что полиции Мунлайт-Бея доверять нельзя. Она продажна. Но продажность полиции была вызвана не аморальностью, алчностью или стремлением к власти; корни ее были куда более глубокими и страшными.