Кривая никуда не вывезет,
А море ждет нас, чёрт возьми!
Многие господа офицеры любили побаловаться пением под гитару. Но пели они какие-то медленные, томные песни, Сашке совсем не интересные. Ещё скучнее, чем песня про Петроград, которую Балис Валдисович пел в прошлый раз. А эта песня была совсем иной: бодрой, простой и понятной. Такие песни Сашка очень любил.
Море!
Ждёт!
А мы совсем не там!
Такую жизнь пошлём мы к лешему!
Боцман!
И резкий кивок в сторону Нижниченко.
Откликнулся Мирон. Сашка даже со смеху повалился на спину, словно маленький.
Ты будешь капитан!
Нацепим шпаги потускневшие!
И, кульминацию, уже вместе, в два голоса:
Мы с тобой пройдем по кабакам!
Команду старую разыщем мы!
А здесь… А здесь мы просто лишние…
Давай команду, капитан.
А теперь снова в одиночку и на полтона тише и спокойнее.
Город спит, не пустишь время вспять.
И кошка старая на лестнице.
Мы кафе возьмем на абордаж,
Поможем бармену повеситься.
Главный приз — кабатчика кафтан,
И снова, снова у штурвала я,
И рожа Роджера лукавая…
Благослови нас, Океан!
Музыка смолкла. Сейчас это была песня и про него. В той жизни он был лишним. Он стал им давно, еще до страшного января девяносто первого. Не после него, не из-за того, что случилось тогда, нет. Наоборот, январская трагедия случилась потому, что он стал лишним. Два с половиной года его выживали, выбрасывали из жизни, и сам он считал, что жизнь окончена, жить уже больше незачем. И только здесь, на другой Грани он понял, что жизнь не окончена, пока есть те, кто нуждается в его помощи. А Рита с Кристинкой, конечно, не обидятся на него за то, что он задержался, чтобы помочь Серёжке.
— Последний куплет не авторский, — заметил Мирон.
— Не авторский?! - возмутился Гаяускас. — Простите! Аделунг сказал: "Я этот куплет не писал, но он достоин здесь стоять".
Нижниченко поднял руки в знак шутливой капитуляции.
— Балис Валдисович, спойте, пожалуйста, что-нибудь ещё, — попросил Сашка.
— Ещё? Можно.
Он спел им «Баксанскую», кратко рассказав историю появления этой песни и огорчившись, что Женьке ничего не известно о противостоянии с «эдельвейсами». Потом спел её же, но переделанную, как её пели в Афгане. Он знал много афганских песен, но пел редко, считая это привилегией тех, кто был на той войне бойцом, а не экскурсантом. И всё же два боя, в которых он принимал участие, давали и ему право считать эти песни своими, по крайней мере — здесь, на иной Грани.
Потом олинта перешла к Йеми, он сыграл и спел пару местных песен — про доблесть Императора Севера и красоту домны Карины. Потом про красоту домны Карины спели ещё раз — Балис успел достать и настроить ценику, и теперь они играли с кагманцем вдвоем: Йеми вел мелодию, Гаяускас аккомпанировал. Наконец, тем же манером вдвоем они исполнили какую-то разудалую «Кочевряжку», Олус только морщился: не пристало благородному сету слушать такие песни.