Да, не самое приятное — работать с теми самыми людьми, которые преследовали диссидентов, травили Сахарова, пусть даже они выполняли приказы. Но ведь все мы в Советском Союзе из одного мира, из одного общества, из одной системы. Все. И что же? Убрать всех тех людей и откуда-то взять новых? Куда убрать? Кто возьмет на себя ответственность быть судьей? Я думаю, все люди, каждый из нас, меняются. По крайней мере, должны меняться. По сути. И вопрос был в том, способны ли люди, остающиеся в спецслужбах, измениться или нет. Большинство, я полагаю, способно, а иного горбатого, как говорят, могила исправит.
Насколько успешно мне удалось справиться с задачей искоренения чекизма? Неуместен сам вопрос. То, что насаждалось 74 года, за три месяца не искоренить. Это люди. Психологию, привычки, убеждения можно и нужно менять. Бывают драматические дни, события, которые ускоряют этот процесс, но все равно здесь нужно другое «бытие» и время. А после того как «кадры» поняли, что я не буду щадить дутого «чекистского» самовозвеличивания, почувствовал скрытую, тайную внутреннюю оппозицию. Неоднократно приходилось сталкиваться с фактами волокиты, нарочитого непонимания, дезинформации, утаивания какой-то информации. Один генерал сказал как-то в своем узком кругу: «Захотим, он вообще ничего не узнает». И он был прав. Но со временем я бы узнал. Узнал же я об этом генерале.
20 декабря в клубе бывшего КГБ отмечался день чекиста, как обычно, звучали речи о «славных традициях». Единственное, чего не было — это традиционного поздравления Председателя. Я не мог считать день подписания декрета 1917 года о создании ЧК праздником. Этого мне тоже простить не могли.
Человек, который пришел упразднять КГБ, упразднять «чекистский дух», такой человек не может быть «своим». Это совершенно понятно. И хотя у меня появилось немало единомышленников, начала налаживаться реальная работа, я не считал, что в Комитете меня поддерживает большинство.
И я не считаю, что спецслужбы уже стали безопасными для граждан. Нет законов, регламентирующих их деятельность, нет системы контроля, идеологической перестройки, адекватной нормам демократического правового государства. Этого не удалось довести до конца мне, пусть это удастся кому-то другому.
Нет ничего тайного, что не сделалось бы явным; и ничего не бывает потаенного, что не вышло бы наружу.
Евангелие от Марка
Пожалуй, ни один вопрос, связанный с КГБ, не вызывал такого внимания со стороны журналистов, ученых, общественности, как архивы Комитета. Просьбы о допуске к тем или иным архивным фондам чуть ли не ежедневно поступали в КГБ и к его Председателю. По поводу «архивов Лубянки» ломались копья различных мнений, громоздились домыслы и слухи.