Поезд остановился. Открыв дверь, Мона увидела на платформе Диксона. Ох, какой же он старенький! Должно быть, уже за семьдесят! На ее взгляд, он был стариком еще в те далекие годы, когда учил ее кататься на пони.
— Диксон, я здесь!
Она протянула руку.
— Мисс Мона! Добро пожаловать!
Для Диксона она, должно быть, навсегда останется «мисс Моной».
— У меня в багажном вагоне куча вещей. Здесь есть носильщики?
— Заместо носильщиков у нас теперь бабы работают, — отвечал Диксон. — Последнего мужика, Теда, призвали на той неделе. Придется нам ваши вещички тащить самим.
— Боюсь, это невозможно, — ответила Мона. — У меня там сундуки, они очень тяжелые.
— Ну, может, найдутся добрые люди, подмогнут, — лаконично ответил Диксон. Вместе они пошли к багажному вагону.
Оптимизм Диксона оправдался. Помочь им охотно согласились двое военных — и через несколько минут многочисленные сундуки и чемоданы уже стояли на платформе. Яркие иностранные наклейки на их боках напомнили Моне экзотических бабочек: странно и чужеродно смотрелись они в этой мрачной глуши.
Мона с чувством поблагодарила офицеров.
— Всегда рады помочь прекрасной даме, — ответил один из них.
В самом деле, мужчины всегда с радостью помогали Моне. Было в ней что-то неотразимо женственное, так что, стоило ей попросить о помощи, «спасители» появлялись рядом как по волшебству.
— Сдается мне, в нашу колымагу это все не влезет, — проговорил Диксон, почесывая голову.
— Диксон, не хочешь же ты сказать, что приехал сюда на двуколке?!
— А на чем же еще? — ответил он. — Машину-то у нас власти забрали еще в самом начале войны.
— Нет, на двуколке мы и половину моего багажа за один раз не увезем, — вздохнула Мона. — Что же нам делать?
— Пусть пока на вокзале полежат, ничего им не сделается, — решил Диксон. — А Робинсон, когда повезет уголь, захватит их с собой.
Мысль, что ее багаж повезут вместе с мешками угля, несколько смутила Мону; но делать было нечего, и скоро, увозя с собой лишь один чемодан с одеждой, они двинулись прочь от станции в старенькой двуколке, на которой Мона еще ребенком каталась по окрестным полям.
— Как мама? — спросила она.
— Живет себе, — отвечал старик. — Не слишком изменилась.
— Ты тоже, Диксон, — заметила Мона, но он покачал головой.
— Все мы не молодеем, — проговорил он. — Однако скриплю потихоньку, грех жаловаться. Работы нынче много — ведь в Аббатстве, почитай, я единственный мужик остался.
— Твой сын тоже в армии? — спросила Мона. Она смутно припоминала, что у Диксона был сын-садовник — как бишь его звали?
— Да, Джек у меня в саперах служит, — ответил Диксон. — Сначала был на Крите, а потом как пошли его перебрасывать то туда, то сюда — последний раз жена его из Египта письмецо получила.