Милая, милая моя Катя, любимая моя, сердце мое где-то в воздухе. Сердце мое рванется к тебе, рванется к Нюше и мучительно рвется к Кире>{126}, которая вся горит сказочно-красочным пламенем ко мне и молится Пресвятой Марии, чтоб она взяла ее жизнь и отдала ее Тамар. Я, вероятно, увижу Киру через две недели. Я напишу тебе о ней подробно.
Катя моя, больше не могу сейчас писать. Целую тебя, родная, родная. Твой К.
P. S. Твое милое письмо и Ниники от 4 июня получил сегодня. Обнимаю и люблю.
1917. VII. 10. 6 ч. в. Тифлис
Катя милая, мне хотелось бы написать тебе много, но со смертью Тамар у меня что-то оборвалось в душе, и мне трудно что-либо делать, даже написать письмо. Вчера ее похоронили. Я подарил ей прощальные цветы: белые розы, красные и чайные. На белой ленте надпись: «Лучшей Грузинке, Тамар Канчели, от К. Бальмонта, во имя ее пропевшего по-русски всю поэму Руставели». Для меня она не только лучшая грузинка, но и воплощение всей Грузии. Без нее мое сердце не хочет быть здесь.
Через неполную неделю я еду один в Кисловодск, Железноводск, Эссентуки и Пятигорск. Елена с Миррочкой уезжают в окрестности Батума или в Солнцедар, на морское побережье.
Закончу свою поездку в Пятигорске. 31 июля или 1 августа. Что дальше, мне еще не видно. Мне больше ничего не видно, ибо я презираю все, что сейчас делается в России.
Посылаю тебе мои строки к Тамар. Я показывал вчера Сандро Канчели твой портрет. Он тоже находит, что между вами есть сходство.
Катя милая, у меня так пусто на душе. Пожалей своего Рыжана. Я так устал душой, что нет сада, в который мне хотелось бы пойти. Целую тебя и люблю всем сердцем. Твой К.
1917. VII. 14. Вечер. Тифлис
Катя родная, завтра утром я уезжаю один в Кисловодск. Первое выступление в Железноводске 18-го. Я пробуду в этих городах, Эссентуках и Пятигорске, до 31 июля или же 1 августа. В первых числах августа рассчитываю вернуться в Москву.
События на фронте, то есть позор наш и бегство предателей, отступление без боя этих подлых, обезумевших трусов, меняют все, и более ничего нельзя знать даже о ближайших днях.
Россия, Россия! Много бурь она знала. Может быть, вынесет и этот грязный смерч, этот ураган сумасшествия. Но вот, написав дважды это слово «Россия», я почувствовал что-то серое, уродливое, тяжелое, безглазое. Да придет беспощадная кара на всех предателей.
Моя Катя, милая, я целую тебя и верю, что скоро свидимся. Твой К.
1917. VII. 16. 5 ч. д. Вагон. Путь к Кисловодску
Катя милая, я вторые сутки еду один по пыльным пустыням и сегодня к половине ночи должен приехать в Кисловодск, но, верно, запоздаю.