Махеалани послала Гидеону воздушный поцелуй:
— Алоха, мистер, алоха-а!..
Гидеон снял шляпу и помахал ей в ответ.
— Не оборачивайся, Махеалани. Не надо, прошу тебя.
— Но, Лани, ведь это тот самый дядя, который уронил тогда в ручей гирлянду из фиалок. Какой он красивый, прямо как принц!
— Твоя бабушка всегда говорила: «Красив тот, кто красиво поступает». Так-то, детка!
Эмма спиной чувствовала взгляд Гидеона, но не позволила себе оглянуться и упрямо смотрела вперед.
Солнце уже село, ослик и овечки были напоены и накормлены, посуда вымыта, пол подметен, говорящие птицы майна, рассевшись на ветках притихшего сада, заводили свои вечерние трели, Махеалани, зевая и капризничая, отправилась спать.
Вечер был чудесный: дальние холмы золотились в лучах заходящего солнца, длинные тени, напоминавшие крадущихся кошек, заползали в расщелины, в хижинах зажигались фонарики, заправленные ореховым маслом, их свет просачивался сквозь тростниковые крыши и стены, и хижины казались гнездами больших светляков.
Тетушка Моми, вдова Роберта Фулджера, владельца небольшого местного сахарного завода, знала мать Эммы еще с тех пор, когда сестры Малия и Леолани служили в доме адвоката Александра Мак-Генри. После смерти его жены они вернулись на остров и стали служанками у Кейнов.
Тетушка Моми любила и опекала Эмму как родную. После смерти Малии она еще крепче привязалась к ней и маленькой Махеалани.
Эмма частенько гостила в этом доме.
Вот и сейчас она сидела на террасе, вдыхая ароматы трав и цветов, которыми был напоен соленый ветерок, долетавший сюда с океана, и прислушивалась к неспешному рассказу о минувших днях, когда сотни китобойных шхун бросали якорь вблизи островов, чтобы пополнить запасы воды и продовольствия. Тетушка Моми, склонившись над вышиванием, рассказывала о строгих пасторах-миссионерах, самоотверженно боровшихся за души тысяч моряков, погрязших в пьянстве и беспутстве, о нравах, царивших на острове в прежние времена, когда разбушевавшаяся матросня громила кабаки и лавочки, когда женщин-островитянок покупали за кусок мыла или нитку дешевых бус…
Вышивать здешние рукодельницы научились у жен миссионеров, но, легко переняв несложную технику, вышивали по-своему: яркие цветы, причудливая вязь трав, кораллов и водорослей, среди которых порхали птицы, плавали странные рыбы, — все это придавало местным вышивкам неповторимый колорит.
— Ох, и заговорилась же я! — Тетя Моми бережно сложила вышивание в большую наволочку. — У тебя, должно быть, глаза слипаются. Посмотри, и малышка уже спит…
— Она сегодня много играла, — улыбнулась Эмма, укрывая девочку легким одеяльцем.