Он вдыхал сладковатый аромат имбиря, исходивший от ее волос…
Эмма болезненно и жалобно вскрикнула, когда Гидеон проник в нее.
— Девочка моя, прости меня, я причинил тебе боль!..
— О нет, немного, чуть-чуть… — Слезы блеснули на ее длинных ресницах.
Он, в ужасе от собственной грубости, отпрянул было от нее, но Эмма крепко обвила его шею руками:
— Нет, Гидеон, не бойся, мне хорошо, я хочу этого, я буду терпеливой, любимый… Так и должно быть. Это так хорошо, я не знала… не знала, что это так сладостно…
Вновь и вновь они приникали друг к другу. Их тела сливались в едином ритме, дыхание становилось все тяжелей…
Обессиленные, нагие, они уснули, не разжимая объятий.
Был уже поздний вечер, когда Гидеон проснулся от холода и крепко прижал к себе Эмму. В глазах ее показались слезы. Пряча лицо на его мускулистой груди, она прошептала:
— Я люблю тебя, Гидеон.
— О чем же ты тогда плачешь, дурочка? — нежно спросил он, поцелуями стирая слезы с ее лица. — Ты жалеешь о том, что мы натворили с тобой?
— Да нет же, нет! Я плачу оттого, что так сильно люблю тебя. Я теперь всегда буду принадлежать тебе! Ничто и никто не сможет изменить этого! Никогда!
Гидеон удивленно смотрел на нее. Она похожа была на маленькую тигрицу, защищающую детеныша. И вдруг его пронзило острое чувство непоправимой вины. Он ведь до сих пор не сказал, что скоро покинет ее, покинет острова, уедет в этот проклятый Бостон! И вот сейчас он должен будет признаться ей во всем. Это ужасно!
— Эмма, я должен сказать тебе… Видишь ли, есть одно обстоятельство…
Загадочно улыбаясь, она села и потянулась за своим платьем.
— А я и так все знаю.
— Что ты знаешь?
— Мама рассказала мне все. Ну, про это. Как это бывает и откуда берутся дети, и все такое. Представляешь, я совсем ничего не знала об этом, думала, они бывают от поцелуев, пока мама не рассказала мне, как все на самом деле. Понимаешь, в монастыре все монахини — невесты Христа, и они ничего не знают о жизни мужчин и женщин. Но мама сказала мне, что я уже взрослая и мне пора кое-что узнать…
— Подожди! Сколько тебе лет?
— Четырнадцать.
— Всемогущий Боже! Ты же еще совсем ребенок, а я так обошелся с тобой!
— Ничего подобного! Я взрослая женщина, у меня от тебя будет ребенок, и я очень этому рада. Все так прекрасно!
— Глупая! О каком ребенке ты говоришь! — Он твердо знал, что в последний миг проявил осторожность. — Нет, Эмма, тебе еще рано иметь ребенка, и я позаботился об этом. Не о том я хотел тебе сказать. Все гораздо хуже, чем ты думаешь. — Гидеон набрал полную грудь воздуха и с трудом выговорил: — Я скоро уеду, Эмма.