Приподнявшись на локте, Эмма умоляюще взглянула в лицо Гидеона.
Ее глаза показались ему черными сияющими звездами.
— Знаешь, о чем я хочу просить тебя? — прошептала девушка, беря его лицо в свои полудетские руки.
— Нет, любовь моя…
— Гидеон, люби меня — вот о чем я тебя прошу.
— Эмма, ты даже не понимаешь, о чем говоришь!
— Если ты вправду любишь меня — делай со мной любовь…
— Ты говоришь, как девушки из Гонолулу, а это плохие девушки…
— Ну как же мне быть? Я не знаю, какими еще словами просить тебя…
Слегка отодвинувшись от Эммы, Гидеон лег на спину и прикрылся рубашкой. Он смотрел в синее небо сквозь узор из виноградных листьев и думал: наивна она так благодаря своим юным годам или является на самом деле изощренной ранней кокеткой, затеявшей с ним эту волшебную эротическую игру?
Маленькая зеленая ящерка застыла на большом виноградном листе и то ли грелась на солнце, то ли наблюдала за ними…
Повернувшись на бок и опершись на локоть, Эмма лениво проводила кончиками пальцев по его груди. Дойдя до пупка, ее рука на какое-то время замерла, а потом не совсем уверенно двинулась ниже.
— Почему ты не хочешь меня?
— Ты же знаешь, что это неправда! Ты же видела, как мне трудно владеть собой, когда мы вот так, вдвоем…
— Тогда сделай то, что ты хочешь.
— Ты слишком молода, дорогая! Мы ведь даже не обручены. Что скажет твоя семья, твоя мать, твой отец…
Девушка вздрогнула от отвращения:
— Мне плевать, что они скажут! И какое им дело? Это касается лишь нас троих: меня… тебя… и Господа Бога!
Она поцеловала его в грудь, туда, где как безумное колотилось его сердце. Бедное, оно готово было разорваться от страсти.
— Умоляю тебя, Гидеон! Я сейчас умру, если ты не сделаешь этого!
Смешанный запах моря, амбры и горных фиалок, который источала ее золотистая кожа, опьянял его. Он утратил власть над собой, целуя ее плечи, грудь. Гладил каждую складочку расслабившегося, послушного его движениям прекрасного девичьего тела. Гидеон не мог насытиться ею, не мог оторваться от нее. Ее нежный полуоткрытый рот казался ему алым благоуханным цветком, жаждавшим живительной влаги под лучами палящего солнца.
Эмма прерывисто вздохнула. Он уложил ее себе на колени и баюкал, как ребенка.
— Открой мне себя, моя Калейлани! Дай мне увидеть себя. Скажи мне еще раз, что ты хочешь меня, любимая!
Эмма чувствовала, как ее возлюбленный растворяется в теплых лучах наслаждения. Его сердце колотилось так, словно вырывалось наружу, сокрушая ребра. Гидеон не узнавал сам себя: он волновался так, будто впервые касался женщины. Так оно и было на самом деле — ведь он любил впервые в жизни.