— Лекарства, самое большее, могут сделать так, чтобы ты не думала. Но саму пустоту, — он отрицательно повертел головой, — они не уничтожат.
— А что, ее можно как-то уничтожить?
— Малинка, ты думаешь, что если бы я знал ответ, то сидел бы и выписывал рецепты в обшарпанной студенческой амбулатории?
— Я считала, что вы любите свою работу.
— Мне тоже так казалось. — Губка потер лоб. — Четверть века назад, сразу же после специализации. Я мечтал о работе в университетской клинике, а оказался в амбулатории. Что ж, думал я, надо полюбить то, что есть, буду беседовать с молодежью, выслушивать их проблемы, предлагать лекарства. Мне и в голову не приходило, что работа в амбулатории может быть такой нудной. Как на заводском конвейере! Каждые пятнадцать минут новый пациент. «Здравствуйте. Фамилия? В чем наши проблемы? С каких пор принимаете лекарства? С какого времени депрессия? С какого времени бессонница?» И так каждый день много лет подряд. Это становится рутиной. Когда-то я мечтал изменить лицо медицины, а единственное, что мне удалось, сменить обивку кресел. — Губка замолчал и взглянул на мою мину. — Мне тоже хотелось бы другой цвет, но на складе был только горчичный.
— И вы, вероятно, огорчались?
— Из-за кресел? — улыбнулся Губка. — Нет, я отнюдь не Петроний[14].
— Я имела в виду жизнь. Несбывшиеся мечты, грандиозные планы.
— У меня было более двадцати лет, чтобы свыкнуться. В этом, собственно, и заключается зрелость.
— Если так выглядит зрелость, то огромное спасибо. Если я должна покорно смиряться с тем, что подсунет мне жизнь…
— Вовсе не должна, ты можешь бороться, — заметил Губка. — В этом и заключается молодость.
20.09. Вот я и борюсь. Дала очередное объявление. Энергично просматриваю газеты. И даже не знаю, кто родился у Бруки.
22.09. Сегодня опять звонок из института.
— Да, слушаю, — произнесла я со сжавшимся сердцем: а вдруг решили отменить результаты защиты?
— Я звоню по поручению профессора. — Ну, точно отменили!!!
— Что-нибудь произошло?
— Профессор спрашивал, не хотела бы ты быть его аспиранткой?
— Он действительно имел в виду меня?
— Вот и я удивилась… То есть ты, Малинка, была хорошей студенткой, тут я ничего сказать не могу. — Пани Чеся принялась выкручиваться и объяснять: — Но чтобы профессор из-за тебя звонил с Тенерифе?
— Меня тоже это удивляет.
— Ну так как? Хотела бы?
Я на миг задумалась. Все-таки какой-то выход. Может, и стипендию получу.
— Когда нужно подавать документы?
— Вообще-то до первого сентября, но, учитывая обстоятельства… — пани Чеся с минуту размышляла, — очень хорошо было бы принести