Ответить я не успела. Мама опередила меня:
— И как там твои успехи?
— Прекрасно, — ответил он слишком поспешно и как-то слишком уверенно. — А что?
— А то, что найми себе переводчика и поторопись найти хорошего адвоката.
— Кто это? Кто? Малинка, это ты?
— Нет, голос правосудия.
— Лапушка… — простонал папа.
— Я засекла твой номер, — соврала мама, — и завтра звоню в Интерпол. Пусть они тебе напомнят, что у тебя двое детей.
— Ты меня Интерполом не пугай! — возмутился папа. — Я помню про детей. Но мне сначала надо было обжиться, заработать.
— На «полонез». Как же, помним. «Полонез», простор и свобода. Ни стыда у тебя, ни совести. Даже жалких десяти марок за пятнадцать лет не прислал. А у твоей дочки в праздники помолвка. Бедная сиротка.
— Мама, да какая я сирота! — запротестовала я.
— Вот именно, — подхватил отец, — я ведь жив, и я помню. Когда помолвка?
— На святого Щепана[1].
— Ты от темы-то не уходи, — атаковала мама. — Если до субботы не придет перевод, в воскресенье на рассвете жди налета полиции.
— Никакой полиции не будет. Я сейчас же звоню своему консультанту. С утра вышлю тебе чек.
— Для тебя же лучше, если так и будет. А иначе в субботу я звоню своему консультанту и посылаю к тебе килеров с Украины.
— Обойдемся без них, лапушка. Малинка, так что будем делать с этим текстом?
— Отдай его своему консультанту! — крикнула мама и швырнула трубку.
Через три дня пришел чек на 1500 марок, по 500 на каждого. А сам отец явился на мою помолвку. И все пошло кувырком.
Праздники. Елка на полкомнаты, и лампочки мигают на ней, как на авто шерифа. В общем, полный парад. Белые блузки, жесткая от крахмала скатерть. Все прикинутые: мама в жемчугах, Рафал с бабочкой, его старик весь расфуфыренный. Я как раз режу кофейный торт. Вдруг звонок. Меня словно что-то кольнуло, но я как ни в чем не бывало иду к двери. Открываю. А передо мной пирамида из фруктов. Причем сплошная экзотика. Я даже названия всех не знаю. Наверху ананас. Я раздвигаю листья, и что же я вижу? Отцовский фейс. Никаких изменений, только более загорелый, и неизменный перманент. Американская улыбка, подвешенная к ушам. А на шее шелковый шарф цвета ecru[2]. Я пригласила его войти. Он вошел, поставил поднос, потом вернулся за коробкой со спиртным. Запыхавшись, притащил ее и прямиком попер в комнату.
— Приветствую родителей будущего зятя, — протянул он руку отцу Рафала. На безымянном пальце у него поблескивал томпаковый перстень с искусственным рубином размером со сливу. Папаша обожает дешевые эффекты. Он уселся за стол и подмигнул маме.