Калигула воззрился на него, ошеломленный:
— Почему все не кончилось, когда я умер?
— Империя?
— Весь мир. Как он может продолжать крутиться без меня?
— Он великолепно обошелся без тебя, — констатировал Селус.
— Кто меня сменил? Неужели сам Юпитер спустился, чтобы сесть на трон?
— Тебя сменил Клавдий.
— Этот старый дурак и калека? — Калигула даже взвыл с досады. — Теперь-то я знаю, что ты лжешь! Он едва мог выговорить собственное имя!
— Зато он не объявлял войну кучке деревьев, — заметил Селус.
— Я всегда знал, что он трус, — Калигула помолчал, пытаясь снова нащупать нить разговора. — Ну, не стой же так.
Нам еще предстоит отыскать город.
Селус пристально смотрел на него долгое мгновение и решил, что, вероятно, лучше уж знать, где этот ненормальный находится каждую секунду, чем допустить, чтобы тот выскочил из-за кустов в самый неподходящий момент. Наконец, он пожал плечами.
— Следуй за мной, — сказал он.
* * *
— Ты слышишь их? — повторил Бетховен.
Хьюи Лонг с размаху остановился и посмотрел Бетховену через плечо, вглядываясь в даль мимо композитора, в дымку и туман текущей Реки.
— Слышу что? — удивился он. — Ничего я не слышу. Вот разве что чайки, может быть — зов какой-то птицы. Вот и все.
Ничего из ряда вот выходящего.
— Лошади, — сказал Бетховен. — Войска Наполеона. Они идут за нами.
— Не слышу я лошадей, — сказал Хьюи.
— Они посылают войска конников с копьями и мушкетами, — с полной убежденностью сказал Бетховен. — Они знают, где мы. Таков был их план все время. Нас собираются убить, как свиней. — Он повернулся к Хьюи. — Я тебя предупредил, — продолжил он. — Мы должны были выбраться оттуда еще три дня назад. Я же сказал, пошли, давай, уйдем, но ты хотел остаться.
— Подожди-ка минуточку, — сказал Хьюи. — Ты не прав.
Нет никаких войск, никаких лошадей, никаких мушкетов. Только обычные звуки. — Аgitato, это было одно из бетховенских слов.
Вот что происходило где-то впереди.
— Спокойно, сынок, — сказал Хьюи Лонг, — ничего такого не происходит, чего мы не могли бы остановить.
Но Бетховен вышел из равновесия, он дрожал и трясся, слезы струились из его удивленных глаз, громадный лоб весь исходил потом. Музыкант задыхался, он схватил большое полотенце, заменяющее ему плащ, потом неуклюже упал грязь и барахтался там, хватаясь за свои колени.
Какой-то припадок, вроде эпилептического, решил Хьюи.
Мне бы следовало задержаться, побыть с самим собой, попытаться понять это место, прежде чем что-то начало происходить. Но, когда я пришел в себя в этом сумасшедшем мире, он был первым человеком, которого я увидел, он помог мне и каким-то образом привел в сознание. Как я мог его оставить?