Давайте немного отойдем в сторону и от реки, и от самого известного моста на ней, Карлова моста в Праге. Того самого, по которому так любил прохаживаться и подолгу неформально общаться с жителями города австрийский император Франц Иосиф I Габсбург — за что и получил свое легендарное прозвище Прохазка, что во времена бравого солдата Швейка уже нельзя было перевести с чешского иначе, как Старик Прогулкин. Здесь рядом одна из проток Влтавы. Называется Чертовка, тут рядом когда-то стоял дом, и он назывался У семи чертей. (Еще до того, как на пражских улицах ввели нумерацию домов, все здания были известны только по именам.) Водяная мельница, ивы — все это очень здорово вписывается в ту картину, которую создал Сметана. Однако у любой реки, сколь ни была бы она глубока, всегда только одно дно. А у партитур довольно часто бывает два, три, четыре дна. И потаенная история Влтавы на самом деле гораздо интереснее…
В тот год, когда для Бедржиха Сметаны стало ясно, что Влтава точно будет второй в цикле шести симфонических поэм Моя родина, он стал терять слух. Сначала он совершенно не понял, что с ним происходит, — только иногда его беспокоил какой-то назойливый шум в ушах. Потом шум стал преследовать его дольше, чаще, громче… Описывает он это так, как если бы два мужских голоса под аккомпанемент органа что-то постоянно пели у него в голове в соль мажоре — у пана Бедржиха был абсолютный слух, что не всегда является таким уж огромным, исключительно «плюсовым» подарком. Потом оказалось, что одним ухом он совершенно не так слышит высоту высоких музыкальных звуков, как другим, то есть он уже не может себе доверять. Для дирижера, который активно работает в оперном театре с оркестрантами, с певцами, ведет спектакли и ставит новые, это практически равносильно профессиональному краху.
Он пишет заявление об отставке. А что делать? Сначала временное — из серии, «может, переутомился» или «может, обойдется», — но скоро уже приходится признать эту отставку как постоянную. В ночь с 19 на 20 октября 1874 года Сметана теряет слух окончательно. После этого ему пришлось, естественно, познакомиться со всеми светилами в области медицины и со всеми шарлатанами, которые тоже обещали ему вернуть слух, правда, за очень большие деньги. В 1876 году ему сообщают окончательный приговор: «Это не лечится, пан Сметана. Слуха вы никогда себе не вернете, сколько бы вы ни боролись и сколько бы мы, врачи, ни старались». Таким образом, вся дальнейшая музыкальная карьера бессмысленна. Сметана уезжает к своей дочери от первого брака (она замужем за лесничим). И все его дальнейшие музыкальные поиски уже идут, что называется, на лоне природы. В Праге ему практически делать нечего. Он может только видеть все то, что потом опишет в своей музыке. Слышать этого он уже никогда не будет.