Истину эту, безусловно, подтверждали — месяцы пребывания в училище, подтверждал ее каждым своим не только поступком, но и словом и жестом пунктуальнейший наставник лейтенант Абакумов. За нее, бесспорно, — не спускающий промашек майор Машковцев. Правда, его жесткость часто принимает обличие обыкновенной грубости. Но это неважно. Грубость, может быть, всего лишь одна из подходящих на войне форм жесткости, обусловленных противной природе человека обстановкой, в которой он должен жить и выжить, чтобы убить. Что такое в этой обстановке грубость, если ежеминутно рядом смерть!
Наверное, как раз из-за своей мягкости, рассуждал Костя, не стал командиром дивизиона старший лейтенант Долгополых. А Хабаров? Не мягок, нет. Зато слишком спокоен к некоторым проступкам подчиненных. А я, лейтенант Ватолин? Я ведь тоже не смогу?
Истина «дисциплина — прежде всего» подтверждалась по всем статьям и на командном пункте стрелкового полка, у майора Кормановского. Но с одной смутившей Ватолина оговоркой — на видимую жесткость здесь не было и намека. Никто ни на кого не повышал голоса, тем более не кричал. Никто, вырвав у телефониста трубку аппарата, угрожающе не вопрошал: «Куда смотрите…», или: «До каких, спрашивается, пор…», или: «Какого черта…». Все на вид было спокойно и размеренно, будто не на войне.
Командир полка всем без исключения говорил обычно «вы». На «ты» переходил в редких случаях, чаще всего, когда речь шла о каком-то чрезвычайно трудном, почти невыполнимом задании. Тогда он сухо, без лишних слов изложив задание, добавлял: «Очень тебя прошу».
Машковцев многим тоже говорил «вы». Но только перед строем, на многолюдных совещаниях или когда, отдавая приказ, хотел подчеркнуть его значимость. Бойцам, независимо от возраста, «тыкал». И командирам «тыкал». Но не в этом даже было главное. Главное в том, что в ответ на его «тыканье» командир, стоявший по стойке «смирно», чаще вовсе вытягивался, по выражению Сени Синельникова, «как гад перед солнцем», чувствовал себя маленьким-премалень-ким и ждал нагоняя. Услышавшего же от Кормановского «Очень тебя прошу» так и подмывало ответить: «Я тебя не подведу».
Еще удивило Ватолина впервые услышанное им в армии обращение по имени-отчеству, когда случайно попал на КП стрелкового полка. Даже сержант-ординарец отвечал майору: «Слушаюсь, Михаил Эрастович!» Куда уж дальше! По книгам и кинофильмам Костя знал, что такое интеллигентско-барское обращение по имени-отчеству бытовало в среде царских и белогвардейских офицеров. Но уместно ли оно в Красной Армии? И тем не менее, явившись снова в блиндаж командира стрелкового полка, лейтенант не почувствовал никакой неловкости, когда услышал: