Вывеска вегетарианского ресторана горела разноцветными огнями. Швейцар у дверей оценил ее не совсем подобающий для вечера туалет, но, повинуясь обреченному блеску глаз Моники, пропустил. Столкнувшись с гарсоном в белом жилете, она нежно попросила:
— Проводите меня к столику господина Валентино Монти.
— Одну минутку, фройляйн.
Официант подвел ее к администратору зала, тот, не глядя в журнал, заулыбался:
— Столик заказан, но сеньор Монти еще не подошел.
Моника вся просияла: ее расчет оправдался.
— Я подожду, — улыбнулась она.
Ее провели в дальний конец зала, за роскошно сервированный стол: серебряные приборы, хрустальные бокалы, орхидеи в миниатюрных корзинках, тонкие салфетки с искусной вышивкой. Здесь собирались устроить настоящий пир, а не просто поужинать. Что он празднует? События дня, переживания не давали сосредоточиться. Неужели только утром они с этим Вегетарианцем встречались? Казалось, прошла неделя. Моника заглянула в меню: мясо «по-кайзерски» отведать не удастся. Так сегодня здесь устраивается что-то вроде поминок по усопшему Альберто Монти? Мило.
Когда в зал вошла компания щегольски одетых итальянцев, Моника напряглась. Сколько их? Пятеро. Пятеро здоровенных мужчин, кровожадных убийц. Она представила, как ее убивают спицей: прокалывают грудь и сердце.
Впереди шел он: высокий, черные волосы старательно уложены с помощью бриолина и разделены безукоризненным пробором, гладкая кожа немного вытянутого лица чисто выбрита. За тридцать пять, определила Моника возраст. Костюм продуман до мелочей: высокий крахмальный воротничок, дорогой сюртук облегает очень подвижную, энергичную фигуру, желтые перчатки. Взгляд прямой, оценивающий вас целиком, и голодный… Несмотря на ужасы, которые Моника знала о Валентино Монти, она призналась себе, что этот мужчина нравится ей.
Он приближался, его взгляд не отрывался от ее лица, и, тем не менее, не узнавал ее.
— Чем могу быть полезен, фройляйн…?
— Моника Каттнер.
— Ваш голос… Да, теперь я узнал вас, — он был совсем близко, уже напротив, в его глазах — голод.
Она вдруг поняла, сделала для себя маленькое открытие: упавшая без чувств женщина тоже не узнала ее. А если бы Моника заговорила? В ее голове раздался истерический вопль: «Это она, она! Держите ее! Это она обворовала мою сестру! Украла ее платье!» Впрочем, Моника всегда знала, насколько ее лицо заурядно. На улице мужчины никогда не оборачивались ей вслед. Неприятно? Конечно. Но сегодня ее спасло только это. Пока ее рот закрыт, она невидимка.