Вынырнув из аккуратного дворика, он сел в проезжающую двуколку, ругаясь, что ведет себя, как шпион. Прячется, крадется переулками. Он буквально возненавидел женщин, которые преследовали его по пятам.
Петербург провожал еще одно прохладное лето. Странный город, искусственно созданный по абстрактному шаблону европейской столицы. С Нила на Неву перевезены сфинксы, арка Новой Голландии напоминает Рим, а колонны Биржи — останки греческих храмов. На узком пространстве он встречал античность, ренессанс, барокко. Просвещение сменяло варварство, Азия — Европу, скифы — европейцев. Гротескный город, рано одряхлевший. Тем не менее, ему нравилось здесь — в придуманном, сконструированном мире жили более чем реальные персонажи.
Он взбежал по ступенькам на чистенькое крыльцо и вошел в приемную. По дивану ползал ребенок, худенькая девочка. Соломенная шляпка брошена на пол, из-под диванной подушки торчат тонкие ноги куклы. На звук шагов она обернулась и минуту разглядывала его, потом забежала в кабинет.
— Иди, посиди там, — раздался нежный голос. — Я скоро вернусь.
Малышка послушно вернулась в приемную и прошествовала к окну. Все банты на юбке развязаны, кукла растерзана — скучно.
Феликс сел на диван.
— Так что, вы говорите, с ней произошло? — послышался голос доктора.
— Воспаление легких. Валерия провела несколько часов в ледяной воде. Благодарение богу, выжила.
— В ледяной воде! Сударыня, что вы такое говорите!
— Наш пароход был потоплен подводной лодкой немцев.
Феликс взглянул на тоненькую фигурку у окна. Сколько ей, год, полтора? Как рано война отняла всю безмятежность детства.
— Где вы лечили воспаление легких?
— В госпитале.
— Все ясно, — вздох врача был исполнен осуждения. — Ваши осложнения: влажный кашель, приступы ночного пота… У вашей дочери, сударыня, туберкулез! Этим не шутят! Ослабленный болезнью организм, госпиталь, соседство с больными… Вы понимаете? Вот откуда это кровавое отхаркивание, — его голос дребезжал, натягивая нервы собеседницы в струну. Словно стакан в серебряном подстаканнике в трясущемся по рельсам вагоне. — Ничего утешительного… Море, курорт, лечение… Война все меняет. Год, не больше…
— Год? Лечение займет год?
Феликсу показалось, что она все поняла. Наивный вопрос просто взывал о чуде.
— Сударыня, я не хочу быть резким. Мой врачебный долг сказать вам… Ваша дочь проживет не больше года. Год — максимальный срок! — горлышко графина застучало о край хрустальной рюмки, доктор шепотом отсчитывал капли валерьяны. — Выпейте.
Через минуту раздались шаги. Феликс испугался, что сейчас придется взглянуть ей в глаза, и уставился в пол. На пороге приемной женщина остановилась.