Франческу клонило в сон. Над безлюдным берегом возвышались строения «Энель» и «Дальмине-Тенарис». Между зарослями тростника в районе Торре Моцца, Рива Верде и Перелли то и дело проглядывало море, заполненное в этот час рыбацкими баркасами, возвращающимися с промысла. Неторопливо плыл огромный круизный лайнер.
Когда автобус проехал Ганьо и стал приближаться к Ко-тоне, вдалеке показались трубы и краны, а над ними — громады доменных печей. Франческа давно слышала разговоры о перепрофилировании и реконструкции, о стимулировании туризма и сферы услуг. Кто знает, как будет… Она всматривалась в силуэты умирающего завода, напоминавшего ей одновременно Колизей и остовы брошенных судов. Если так дело пойдет, через десять лет на домне останутся одни кошки…
Ей очень хотелось спать, и она терла веки, глядя на свое отражение в запотевшем стекле. Франческа ехала домой.
На съезде в порт стояла огромная очередь из машин, чьи владельцы собирались воспользоваться паромом. Она окинула взглядом велосипеды, привязанные к багажникам, водные мотоциклы, доски для сёрфинга на прицепах и отвернулась.
Раньше она не замечала, как тесно вокруг. Каждый уголок был чем-нибудь занят: бензоколонками, футбольными полями, где кто-то уже тренировался — может, Нино и Масси.
Старый оранжевый автобус трясло на ухабах. Она сидела в безразмерной футболке, рваных на коленках джинсах и теннисных кроссовках. Рюкзак с шмотками из «Джильды» лежал на соседнем сиденье. В нем — косметичка, боди, стринги, короткие платья со стразами, оставляющие спину открытой. Она приедет и забросит эти шмотки в стиральную машину в своей квартире, где ее родители коротают дни, сидя на диване, отвлекаясь только на то, чтобы принять очередную таблетку, растворенную в стакане с водой.
Автобус подъезжал к их району, уже виднелись крыши, украшенные параболическими антеннами.
Если бы только время могло течь незаметно. Если бы все вокруг могло замереть, как руки, скрещенные на животе, когда ты сидишь в кресле…
Франческа зевнула и протерла стекло ладонью. Длинные светлые волосы небрежно стянуты на затылке, алый лак на ногтях потрескался. Сейчас никто не смотрит на нее, кроме водителя, который иногда поглядывает в зеркало и никак не может взять в толк, откуда и куда едет эта девушка-подросток в столь ранний для путешествий час.
Кроме Анны, у нее никого не было и нет… Ей не просто было прятаться за кипарисом на рабочем кладбище и смотреть на плачущую Анну. Она хотела подойти к ней, но… не смогла. Ей не просто было прятаться под лестницей, услышав шаги Анны. Даже если она, Франческа, уедет навсегда с улицы Сталинграда, где они обе родились, другого, лучшего, места в мире для нее все равно не найдется.