— Что это? — .спросил Краузе, странно глядя на Швейка. — Что это значит?
— Осмелюсь доложить, это мой мандат — справка о том, что я полный и законченный идиот.
— И больше у вас ничего нет?
— Никак нет.
— И вы не связаны с гестапо?
— Осмелюсь доложить, сохрани боже!
— Так какого же чорта ты, тухлая свиная жаба, морочил мне голову! Как ты смел, подлая сучья свинья, вводить меня в заблуждение! Да я тебя…
И пять все ругательные слова, которые Краузе носил в себе без дела в течение долгих и трудных последних дней унижения и заискивания перед Швейком, сразу рванулись наружу и застряли у него в глотке.
Капитан покраснел, хватил ртом воздух и круто повернувшись, жестом позвал конвоиров. Он глазами указал им на Швейка.
Когда Швейка уводили, капитан сделал красноречивый жест, будто он затягивает галстук. Так, мимически он огласил приговор. Говорить он еще не мог.
Зато Швейк был совершенно спокоен.
— Так что разрешите доложить, я пошел на виселицу, — отрапортовал он и, лихо откозырнув, двинулся за конвойными.