– Вон там они, – Буратино указал на светившееся тусклым светом окошко.
В темноте он видел так же, как ясным днем. Подобравшись к окошку, заглянули внутрь.
– Словно сексуальные меньшинства, – хихикнул Железнов, разглядывая сбившихся в кучу на столе трех мужиков.
– Натуральный свальный грех! – поддержал друга Крутой. – И для чего эти негры взяли его в заложники? – вслух задумался он. – Не для того же, чтоб над шалопутовским пастухом надругаться, на парашютах выбрасывались?..
– О-о! Вон какая-то собачонка банку тащит, – отвлекся от занимательного зрелища Железнов. – Кутя-кутя-кутя, на-на-на-на, – пощелоктил пальцами, будто перебирал денежки.
«На, на!.. – мысленно передразнил обманщика сытый Шарик. – Дождесси от тебя чо-нибудь, кроме пинка», – шустро слинял он от голых незнакомцев.
Фэбээровцы спали по очереди, чтоб удерживать от дальнейших злокозненностей длань судьбы. Евсей же спал сном праведника на огромном столе, прижавшись щекой к теплому плечу американского шпиона, у которого трещала башка от зловонного пастушеского перегара и здорово саднило ухо. Билл на полчаса забылся в тяжком, бредовом сне, и ему снился родной дом… Вот он, маленький, бежит по усыпанной листвой тропинке, а его мама, чуть присев и расставив руки, хочет принять сына в объятья. Слезы текли по лицу Билла, и он тяжело дышал и всхлипывал. Потом стала сниться красавица Дунька в расстегнутом халате, и он зачмокал губами, обняв Евсея, по другую сторону от которого расположился бодрствующий Джек. Борясь со сном, он держал пастушескую руку, тесно прижавшись к Евсею и для удобства перекинув через него ногу. На рассвете он растолкал Билла и, сдав дежурство, вышел на улицу.
Отвлекшиеся на собачку фээсбэшники пропустили этот важный момент и, увидев перед собой громадного широкоплечего негра, от неожиданности завопили и бросились бежать к реке.
Перепуганный Джек заорал еще громче, с ужасом разглядывая две удаляющиеся голые мужские фигуры и какой-то обрубок рядом с ними.
«Деревенские геи пронюхали, что мы беззащитны и хотели этим воспользоваться… Ах! Где ты, спокойная, родная Америка?!»
Евсей, проснувшись от громких воплей, потянулся, чуть не оторвав ухо Биллу, и мрачно стал вспоминать, что же с ним произошло. Балду ломило с похмелья. Да еще прибежавший с улицы негритос стал орать не по-русски, указывая на его палец и через слово произнося: «Фак! Фак! Фак!»
«Видать, это по-негритянскому – «палец», – сделал правильный вывод Евсей, подумав, что пора колоться. – Но дело надо повести так, чтобы поллитра досталась мне… И чем скорее, тем лучше».