– Ха! – по своей бабской привычке все опошлить взяла слово Кумоха. – А председателем общества дружбы народов Шалопутовки и Гвинеи-Бисау он не станет?..
Почувствовав, что разговор принимает нежелательный оборот, Буратино решил откланяться, так ничего и не выяснив о цели визита к егерю папуасов из этой, как ее, Гвинеи-Бисау.
«Век воли не видать и не есть гималайской пиццы, коли я постепенно не превращаюсь из Буратино в песочные часы с разбитым стеклом», – думал он по дороге к типа друзьям.
Пшенин, обнявшись с доном Чезаре, сидели за столом, сервированным картошкой в мундире, продольными половинками огурцов, посыпанных солью, ржаным хлебом и водкой под названием «Что делать?».
– И Ле-е-ни-и-н такой молодо-о-й, и юный октябрь впереди-и, – вполголоса пели они, попеременно смахивая слезы.
– Что творится в деревне?… Черт не разберет! – разлил по стаканам философский напиток Пшенин.
– В чем дьяволино должен разобраться? – задал логичный вопрос дон Чезаре, поднимая граненый стакан.
– Да соседки базарят – какие-то двое туристов – один все время раком передвигается – отхреначили местных мужиков и отняли водку…
«Халтурщики! – подумал дон Чезаре. – Водка-то им зачем? Гармонь нужна!»
– За интернационал! – предложил он тост.
Зажевав огурцом и ржаным хлебом, порадовался: «Фигурка-то у меня юношеская станет!»
– Ну а как у тебя, товарищ секретарь парткома, обстоят дела на личном фронте? – сделал хватательное движение пятерней дон Чезаре.
– Глухо как в танке! – ответил Пшенин, закусывая алкогольную дозу круто посоленной картошкой.
– Это как? – удивился глава преступного синдиката «Опиумный кругляшок».
«Оружием, что ли, подторговывает?» – удвоил внимание.
– Все бы ничего… Да вот… достает один гад звонками про золото партии.
У Дона Чезаре выпрыгнул изо рта огурец.
– И ты знаешь, где оно?..
– Да откуда?.. Брежнев мне про это не успел рассказать… А Горбачев, если возьмется что объяснять, так и вовсе запудрит мозги, – вздрогнул от телефонного звонка. – Во-о-т! Опять! – поднял трубку. – Я приблизительно знаю, кто это, – шепотом произнес Пшенин.
– Тогда попроси у него что-нибудь самое нужное… – подскочил к аппарату дон Чезаре.
«Отда-а-й зо-о-лото-о партии-и!» – раздался в трубке загробно-просительный голос, каким в электричках доки нищие повествуют о сгоревшем в империалистическую войну доме, о голодном блокадном детстве и о том, что вчера отстали от поезда «Москва – Нью-Йорк», а все деньги остались у тещи.
– Верни-и колхозную печать! – суровым тоном тарасовского прокурора рявкнул Пшенин.
Не ожидавший подвоха Кошмаров уронил на ногу пустое ведро, в которое засовывал башку с трубкой, запрыгав от боли на одной ноге, споткнулся о него и пошел делать сальто-мортале по лестнице, ведущей со второго этажа вниз.