Обошлось. Новицкая была жива, хотя и не желала приходить в сознание. Из шкафа она украла кучу таблеток, но не смогла или не успела их использовать. Пропало лишь несколько капсул «Стиксовита».
Доктор Макарский накрыл Настю одеялом, повернулся к Гуськову и сказал:
— С ней все будет хорошо.
— Уверены? — уточнил начальник охраны.
Тон Гуськова доктору не понравился.
— Да, уверен, — ответил он голосом, не допускающим никакой двусмысленности. — Она будет жива. Очнется через час, полтора.
— И никаких последствий?
— Надеюсь, что нет. Вот если бы она выпила целую горсть…
Макарский оставил фразу незаконченной. Гуськов достал из кармана сигареты.
— Это коридор больницы, — напомнил доктор. — Здесь нельзя курить.
— Простите, я машинально. — Гуськов убрал сигареты обратно. Посмотрел на доктора холодным, колким взглядом. — Гизельс у вас в кабинете. Я намерен ее допросить.
— Слово «допрос» — не из больничного лексикона, — сухо произнес доктор. — Я сам с ней поговорю.
— Как скажете.
Когда они вошли в кабинет, Дарья Гизельс сидела на стуле, а рядом с ней стоял охранник Семенов. Макарский окинул пациентку хмурым взглядом. Огромная, дебелая, белобрысая тетка. Сидит и смотрит своими рыбьими глазами — насмешливо, почти издевательски.
Макарский почувствовал злость. Эта психопатка отправила на тот свет почти десяток людей, замучив их до смерти, а здесь она считается пациенткой, и он вынужден с ней возиться уже… Господи, сколько лет она уже тут торчит? Как бельмо на глазу! Как кость в горле!
Когда-то Макарский надеялся с ее помощью защитить докторскую диссертацию, но диссертация так и осталась мечтой, а эта психопатка по-прежнему сидит перед ним и смотрит своими мертвыми, бессмысленными глазами, в которых нет ничего, кроме звериной жестокости и бесчувственности.
Макарский остановился перед Гизельс, поправил пальцем очки и резко спросил:
— Дарья, о чем вы говорили с Настей Новицкой?
Гизельс хлопнула белесыми и длинными, как у коровы, ресницами.
— Кто такая Новицкая?
— Девушка, которая ночевала в вашей палате.
Гизельс едва заметно усмехнулась.
— В моей палате никто не ночует. Кроме меня. Мне даже жратву передают через решетку. Хотя я бы не прочь кого-нибудь приютить. Вот хотя бы этого охранничка. — Она взглянула на Семенова. — Слышь, бугай? Вошел бы ты ко мне ночью, спустил бы с меня штаны и…
— Дарья, прекратите это, — поморщился Макарский.