Настя вскрикнула от боли и обессиленно упала головой на подушку. Макарский ввел лекарство, затем убрал шприц.
— Сейчас вам станет легче, — пообещал он.
Настя почувствовала головокружение. По щекам у нее все еще текли слезы, но уже через минуту она перестала всхлипывать, мускулы ее обмякли, дыхание стало ровнее.
— Ну, вот, — удовлетворенно проговорил Макарский.
Настя сжала веки, выдавив из глаз последние слезы. Потом открыла глаза и посмотрела на доктора.
— Как… — хрипло пробормотала она. — Как я здесь оказалась?
— У вас был приступ паники, — спокойно объяснил Макарский. — Прямо в вагоне метро. Вы стали кричать и плакать, бросались на людей, требовали, чтобы они куда-то пошли с вами. Когда подоспела полиция, вы стали выкрикивать мое имя. Они нашли мой номер в памяти вашего мобильника и позвонили мне. Как вы себя чувствуете, Настя? Вам чуточку лучше?
Настя снова закрыла глаза.
— Вам снова снился тот сон? — негромко спросил доктор.
Женщина молчала.
— Вам снова приснились Алексей и ваш неродившийся ребенок?
— У меня есть ребенок, — не открывая глаз, проговорила Настя.
Макарский вздохнул.
— Настя, вы помните, как я настаивал, чтобы вы легли в клинику. Вы отказались. И видите, что из этого вышло? Муж и сын стали вашей навязчивой идеей.
Она открыла глаза, посмотрела на лицо Макарского равнодушным взглядом и вдруг сказала:
— Вас нет.
— Что? — не понял доктор.
— Вас нет, — спокойно повторила Настя. — Вы мне снитесь. Когда я проснусь, всего этого не будет. — Она улыбнулась улыбкой, в которой было что-то ненатуральное, противоестественное, а оттого жутковатое. — Я снова буду со своей семьей, — добавила она.
Доктор Макарский кашлянул в кулак и поправил пальцем золотые очки.
— Настя, — мягким голосом начал он, — нам придется продолжить лечение в стационаре.
Ресницы ее дрогнули.
— Вы… хотите упечь меня в дурдом?
— Вам требуется стационарное лечение, — с нажимом проговорил доктор. — Вы опасны. И не только для окружающих, но и для самой себя.
Настя хотела что-то сказать, но передумала. Лекарство вызвало у нее апатию. Она помолчала, размышляя, потом тихо уточнила:
— Сколько времени я проведу в клинике?
— Трудно сказать. Все будет зависеть от динамики излечения. Я обещаю вам внимательное отношение, уход, лечение, отдых, досуг… Все это у вас будет. Вы даже сможете продолжить писать свою книгу.
— Прямо санаторий, — пробормотала Настя. — А на самом деле — тюрьма. Ладно, доктор, больница так больница. А сейчас я хочу спать. Дайте мне поспать.
И она снова опустила веки.
С первым лучом солнечного света, пробравшимся в больничную палату сквозь большое зарешеченное окно, Настя открыла глаза. Она долго лежала на кровати, глядя в больничный потолок, покрытый трещинками и потемневшими от времени разводами известки. Ощущение покоя и пустоты, заполнявшее ее душу, когда она засыпала, сменилось отчаянием и ужасом — ужасом, который сдавил ее сердце и заставил его биться судорожными, неровными толчками.